Леди в озере

Переписка с Корвином стала частью более обширного материала, включающего в себя также то, что накопал мистер Бауэр. Представитель вооруженных сил твердо заявил, что «процедуры», которым подвергался Стивен Корвин, никак не могли вызвать психоз. Его мать сказала, что Стивен несчастный человек, что он всегда разочаровывал ее, что все его утверждения – ложь, включая историю про яйца. И что друзья у него скользкие типы, которых она не одобряет.

В конце концов адвокат попытался официально привлечь Мэдди к участию в деле, однако ему было заявлено, что записи защищены законом Мэриленда об освобождении журналистов от обязанности раскрывать источники конфиденциальной информации, поскольку она является сотрудницей «Стар». И если юрист газеты и намекал, что ее контракт якобы предшествовал переписке с Корвином, а вовсе не был составлен в спешке после обращения в газету, напрямую он этого не говорил. В результате неопытный публичный защитник Корвина оставил Мэдди в покое и решил сосредоточиться на том, чтобы доказать, что его клиент невменяем и потому не может нести ответственность за свои деяния.

Материал стал сенсацией и несколько дней оставался среди самых горячих. Частью сенсации стала и сама Мэдди – привлекательная женщина, разводящаяся с мужем, хитростью заставляет детоубийцу проговориться о том, что у него был сообщник, – но она никогда не забывала, что является не просто эпизодом истории, а ее автором (при помощи мистера Бауэра). В конце концов, хотя ей хватило ума не говорить об этом ни мистеру Бауэру, ни кому-либо еще в «Стар», когда-то она хотела стать писателем, писать поэзию и прозу, и работала в школьной газете. Там она и познакомилась с Алланом Дерстом, что косвенным образом едва не разрушило ее жизнь.

Теперь же работа в газете косвенным образом поможет ей начать новую жизнь, найти себя.

Наградой за добытую сенсацию стала работа в качестве помощницы Дона Хита, который вел в «Стар» колонку, носящую название «Служба помощи». Мистер Хит был крайне недоволен.

– У меня никогда не было помощника, так с чего они вдруг решили, что мне требуется помощь? – брюзгливо сказал он. – Думаю, вы могли бы открывать нашу почту. А когда войдете в курс дела, позволю вам заниматься некоторыми из вопросов попроще, теми, о которых мы не пишем.

Зная, какие неинтересные вопросы все-таки попадают в газету, Мэдди гадала, насколько идиотскими могут быть остальные. Но это не имело значения. Теперь у нее имелся свой стол. Имелась работа. Занимаясь сизифовым трудом, состоящим в разрезании конвертов с письмами, которые приходили в газету каждый день и содержали мелкие жалобы, она представляла, как будет объяснять кому-то юному и полному чувства преклонения, как все началось. Может, это будет Сет, может, студенты колледжа.

– Говорят, что путь в тысячу миль начинается с первого шага. Так вот, мой путь менее чем из пятидесяти шагов от стола «Службы помощи» до отдела настоящих новостей начался с тысячи разрезанных конвертов.

По вечерам Ферди втирал крем в ее руки и беспокоился об уроне, который работа наносила ее красивым ногтям. Мэдди говорила ему с уверенностью, отличающейся от прежней уверенности в себе:

– Я не всегда буду открывать почту.

Глава «Службы помощи»

Никогда не просил, чтобы мне дали кого-то в помощь, и испугался, когда вдруг заявили, что требуется помощница. Меня определили на работу в «Службу помощи» четыре года назад, когда я начал допускать… назовем это ошибками. Нет, ничего фатального или такого, что можно было бы истолковать как клевету. Как-то раз кое-что перепутал – написал, что один местный банкир, которому присудили награду, учился в Университете Крауна на Лонг-Айленде. Нет, я никогда не слыхал о таком учебном заведении, но мне показалось, что его название прозвучало именно так. Черт бы побрал эту современную молодежь, вечно у нее каша во рту, ничего не разберешь. В общем оказалось, что это был Университет Брауна в Род-Айленде. Ошибку выловили до того, как номер вышел в печать. Разве не для этого и существует редактура? Меня отправили к врачу-ушнику, но оказалось, что со слухом все в порядке. Я тогда сказал, что в тот день за обедом немного выпил. Ведь другие репортеры тоже пьют. Как-никак мы вечерняя газета. Надо было сдать номер к двум часам. И я сдал материал, сделал свое дело и ушел на обед. Мне нравится заведение «У Коннолли», оно находится практически напротив. Съел хороший сэндвич с рыбой, вернулся, взял интервью. Такое может случиться с любым. Пообещал, что больше не буду пить. И не сказал, что на самом деле не пил.

Они купились, но отняли колонку и передали ее этой змее подколодной Бауэру. О, такой милый человек с милыми историями о милой семейке. Я бы лучше выколол себе глаза, чем писал эту сентиментальную дребедень. А мне дали «Службу помощи» и хорошего редактора и время от времени незаметно (так им казалось) принюхивались к моему дыханию.

Если бы только это имело запах. Лично я предпочел бы, чтобы от меня разило джином или водкой. Но, думаю, когда у тебя начинают гнить мозги, такое не унюхать.