Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Вернувшись в Петроград не позднее 28 апреля, А. М. Щастный послал радиограмму А. П. Зеленому в Гельсингфорс, уполномочивающую его вступить в переговоры с немцами и белофиннами об установлении в Финском заливе временной демаркационной линии. Предлагалось собрать трехстороннюю комиссию в Ревеле или в Нарве, которые имели исправное телеграфное сообщение с Петроградом^[321].

Никакого ответа А. М. Щастный не получил. А. П. Зеленому посылали радиограммы 29 апреля и 1 мая (дважды) с просьбой о срочном ответе. Только после этого была получена ответная радиограмма: «Указанный вопрос возбуждать по обстоятельствам момента крайне нежелательно. Не представляется возможным убедительно для местных органов мотивировать необходимость [установления демаркационной линии]»^[322]. 2 мая А. М. Щастный подтвердил необходимость вступить в контакт с немцами и белофиннами по вопросу о демаркационной линии. 3 мая A. П. Зеленой ответил, что поскольку получено повторное приказание, оно будет выполнено и об исполнении доложено

^[323]. Через два дня он донес, что предложения переданы финляндскому Сенату, ответа нет^[324].

За десять дней А. М. Щастный ни разу не докладывал о положении с демаркационной линией в Москву. Это вызвало вполне понятное раздражение Л. Д. Троцкого. 7 мая Ф. Ф. Раскольников по его распоряжению запросил B. М. Альтфатера (находившегося в Петрограде) о том, «какие шаги предприняты нашим командованием и получен ли соответствующий ответ от немцев. Если в течение сегодняшнего дня от Щастного и главного комиссара [Е. С. Блохина] не будет получен ответ, то это будет рассматриваться как государственная измена с их стороны»^[325]

.

8 или 9 мая Л. Д. Троцкий обратился по телеграфу напрямую к Е. С. Блохину. Он указывал на недопустимость задержки информации о демаркационной линии: «Вы поставлены советской властью [на] крайне ответственный пост для надзора за поведением всего личного состава, в частности лиц командного состава. Это есть главная ваша обязанность… Именем советской власти приказываю вам представить в 24 часа точные и ясные объяснения по поводу ваших действий, и в частности ответить на следующий вопрос: 1. Почему вы не сообщили нам о нарушении дисциплины Зеленым и Жемчужиным? 2. Что предпринято вами в отношении названных лиц?»^[326].

Ответ Е. С. Блохина просто поразителен. Такую телеграмму мог бы послать любой «бывший» чиновник: «До настоящего момента с роспуском старого флота по декрету от 29 января и образованием нового Красного Рабоче-Крестьянского флота, со стороны высшего Правления флотом Верховной морской коллегии, одинаково как и Вами, каких-либо норм организации вообще, в частности норм правопорядка и дисциплины на флоте, преподано не было, а следовательно, понятие о дисциплине, желательное для всех, не могло быть установлено и проведено в жизнь лично мною»^[327]. Далее Е. С. Блохин оправдывал А. П. Зеленого и Б. А. Жемчужина, поскольку немецкое командование крайне ограничило их возможности даже по связи с советским командованием.

9 мая А. М. Щастный наконец доложил наркому о получении радиограммы от А. П. Зеленого, «что ответа по поводу демаркационной линии он еще не имеет, но словесно [приказание о вступлении в переговоры относительно демаркационной линии] исполнил, просил [немцев и финнов] ускорить [решение вопроса]»^[328].

Еще через два дня А. М. Щастный и Е. С. Блохин доложили в Москву, что предложения по установлению демаркационной линии, врученные германскому командованию, остаются без ответа. Они констатировали, что считают «настоящее положение достаточно неустойчивым», и просили их уведомить не менее чем за двое суток о возможных осложнениях в отношениях с немцами, чтобы успеть подготовить флот к боевым действиям^[329].

В общем, за период с 28 апреля по 11 мая выяснилось, что немцы и финны не собираются устанавливать демаркационную линию в Финском заливе, вероятно, поскольку это позволило бы Красному флоту покидать гавани и выходить в свои территориальные воды, скажем, для боевой подготовки. До тех пор пока демаркационная линия не была установлена, продолжала действовать 5-я статья Брестского мира в ее буквальном понимании, запрещавшая российскому флоту покидать свои базы. Как раз в эти дни в Гельсингфорсе белофиннами был расстрелян комиссар при старшем русском морском начальнике в водах Финляндии Б. А. Жемчужин, а комиссар по району г. Або матрос Николай Кузьмич Козлов (?—1918) был найден мертвым на железнодорожных путях – вероятно, он также был убит белофиннами.

Очевидно, Л. Д. Троцкий принял эти факты во внимание, поскольку больше вопрос о демаркационной линии в его переговорах с А. М. Щастным не поднимался.

Позднее действия А. П. Зеленого в Гельсингфорсе по установлению демаркационной линии были окончательно признаны правильными.

Тем не менее Революционный трибунал, осудивший А. М. Щастного, в особом постановлении указал «привлечь к ответственности за преступления по должности… военного моряка Зеленого»^[330].