Легенда о Сан-Микеле

Ее мать умоляла меня задержаться в Лондоне еще на один день и посмотреть ее невестку, о которой все они очень беспокоятся. Муж последней, полковник, хотел показать ее врачу-невропатологу, сама она тщетно уговаривала ее обратиться к доктору Филлипсу, считая, что она, несомненно, поправится, если у нее будет ребенок. К сожалению, у ее невестки необъяснимое предубеждение против врачей, и она, несомненно, откажется проконсультироваться у меня, но можно устроить так, чтобы я сидел с ней рядом за обедом и так мог бы получить представление о ее болезни. Может быть, ей поможет Шарко? Муж ее обожает, у нее есть все, чего можно пожелать, – прекрасный дом на Грувнор-сквер, чудесное старинное имение в Кенте. Они только что вернулись из длительной морской поездки на собственной яхте в Индию. Ее томит какое-то странное беспокойство, и она вечно переезжает с места на место, как будто ища чего-то. В ее глазах застыла мучительная печаль. Раньше она интересовалась живописью, сама хорошо рисовала и даже провела целую зиму в Париже, работая в мастерской Жюльена. Теперь она ко всему равнодушна и ничем не интересуется, за исключением, пожалуй, детских благотворительных учреждений, на которые жертвует значительные суммы.

Я согласился остаться с большой неохотой, так как спешил возвратиться в Париж – меня беспокоил кашель Джона.

Хозяйка дома забыла предупредить меня, что ее невестка, рядом с которой меня посадили, была удивительно красива. Но меня поразила не только ее красота, но и грусть в чудесных темных глазах. Ее лицо казалось безжизненным. По-видимому, со мной ей было скучно, и она не трудилась скрывать это. Я сказал, что в этом году в Салоне было выставлено несколько хороших картин – я слышал от ее золовки, что она училась живописи в мастерской Жюльена. Была ли она знакома с Марией Башкирцевой, которая также занималась там? Нет, но она слышала о ней.

Кто о ней не слышал! «Муся» усердно себя рекламировала. Я знал ее довольно близко, и мне редко приходилось встречать таких умных молодых женщин, но у нее не было сердца – прежде всего это была позерка, не способная любить никого, кроме себя.

Скука на лице соседки стала еще заметнее, и я переменил тему в надежде, что теперь мне больше повезет: я сказал, что провел этот день в детской больнице в Челси и был приятно удивлен, сравнивая ее с парижской сиротской больницей, где мне часто приходится бывать.

Она сказала, что считает наши детские больницы очень хорошими.

Я ответил, что это не так: смертность среди французских детей и в больницах, и вне больниц невероятно высока. Я рассказал о тысячах брошенных младенцев, которых отправляют в провинцию.

Тут в первый раз ее грустные глаза обратились ко мне, застывшее безжизненное выражение исчезло с ее лица, и я подумал, что сердце у нее, быть может, доброе.

Прощаясь с хозяйкой дома, я сказал, что ни мне, ни самому Шарко тут помочь не удастся – она права: следует обратиться к доктору Филлипсу. Ее невестка выздоровеет, если станет матерью.

Джон как будто обрадовался мне, но когда он сидел рядом со мной за завтраком, я снова заметил, как он худ и бледен. Розали сказала, что он сильно кашлял по ночам. Вечером у него немного поднялась температура, и мы несколько дней продержали его в постели. Потом его маленькая жизнь вошла в обычную колею: по утрам, серьезный и молчаливый, он завтракал со мной, а днем ходил гулять с Розали в парк Монсо.

Недели через две после возвращения из Лондона я, к своему удивлению, увидел у себя в приемной английского полковника. Он объяснил, что через неделю они должны быть в Марселе, откуда отправятся на своей яхте в плавание по Средиземному морю, а пока его жена решила задержаться в Париже и сделать кое-какие покупки. Он пригласил меня пообедать с ними в отеле «Рейн» и сказал, что жена была бы очень мне благодарна, если бы потом я показал ей какую-нибудь детскую больницу. От обеда я должен был отказаться, и мы условились, что она заедет за мной на авеню Вилье после приема.

Приемная была еще полна пароду, когда ее элегантное ландо остановилось перед домом. Розали от моего имени попросила ее заехать еще раз через полчаса или подождать в столовой, пока я не освобожусь. Полчаса спустя я нашел ее в столовой – Джон сидел у нее на коленях и показывал ей свои игрушки.

– У него ваши глаза, – сказала она. – Я не знала, что вы женаты.