Долго ли еще мы будем навязывать страдающему человечеству все эти дорогие патентованные средства, которые ведут начало от средневековых суеверий, хотя и носят весьма современные названия? Мы все прекрасно знаем, что действенные средства можно перечислить по пальцам и Мать Природа отпускает нам их по весьма низкой цене. Почему я, модный врач, разъезжаю в прекрасной коляске, в то время как мой коллега в трущобах ходит пешком? Почему государство затрачивает в тысячу раз больше денег на обучение искусству убивать, чем на обучение искусству лечить? Почему мы не строим больше больниц и меньше церквей? Молиться Богу можно повсюду, но оперировать в канаве нельзя.
Норстрем посоветовал мне не заниматься переустройством общества – по его мнению, у меня это плохо выходит, – а держаться за медицину. Ведь до сих пор у меня не было оснований на нее жаловаться. Однако он сомневался в практичности моего намерения разгуливать среди пациентов подобно мудрецам древности, получая за свои услуги натурой. По его твердому убеждению, старая система писания счетов надежнее. Я ответил, что не уверен в этом. Правда, некоторые пациенты, так и не получив ответа на свои письма, в которых просили меня прислать счет, в конце концов уезжали, не заплатив ничего (среди них не было ни одного англичанина), зато другие чаще всего присылали сумму, значительно превышавшую ту, которая значилась бы в счете. Хотя большинство пациентов, по-видимому, предпочитали расплачиваться деньгами, а не личными вещами, я тем не менее несколько раз с успехом применил свою систему.
К самым моим драгоценным сокровищам я причисляю старый дорожный плащ, который отобрал у мисс С. в тот день, когда она уезжала в Америку. Она отправилась на вокзал в моем экипаже, чтобы успеть излить свою вечную мне благодарность и погоревать, что ей нечем отплатить за мою доброту, а я тем временем разглядывал ее дорожный плащ. Именно о таком плаще я давно мечтал. Я положил его к себе на колени и сказал, что хочу его взять. Она возразила, что купила его десять лет назад в Зальцбурге и он ей очень нравится. И мне он тоже нравится, сказал я. Она предложила сейчас же поехать в английский магазин и купить мне самый дорогой шотландский плащ, какой там только найдется. Я сказал, что шотландский плащ мне не нужен. Тут следует упомянуть, что мисс С. была весьма раздражительна и в течение нескольких лет доставляла мне множество хлопот. Она так рассердилась, что выскочила из коляски, даже не попрощавшись. На следующий день она уехала в Америку, и я никогда больше ее не видел.
Моя память сохранила и эпизод с леди Мод, которая приехала ко мне на авеню Вилье перед отбытием в Лондон. Она сказала, что трижды писала, прося прислать счет, но так его и не получила. Я поставил ее в очень неловкое положение, она просто не знает, что делать! Она восхваляла мое искусство и доброту – разумеется, ее благодарность не может быть измерена деньгами, я спас ей жизнь, и всего ее состояния не хватило бы, чтобы выразить признательность! Мне было приятно выслушивать все это из уст очаровательной молодой красавицы. Пока она говорила, я любовался ее новым темно-пунцовым платьем, да и сама она время от времени с удовольствием косилась на его отражение в венецианском зеркале над камином. Пристально глядя на ее высокую гибкую фигуру, я сказал, что буду рад получить ее платье – оно мне может очень пригодиться. Она весело рассмеялась, но улыбка тут же сменилась сердитой растерянностью, когда я сказал, что пришлю Розали за платьем к ней в отель в семь часов. Она вскочила, бледная от гнева, и объявила, что в жизни не слышала ни о чем подобном. Я сказал, что это вполне вероятно. Но ведь она сама утверждала, что готова отдать мне все на свете. По некоторым причинам я выбрал ее платье. Она расплакалась и выбежала из комнаты.
Через неделю в шведском посольстве я увиделся с женой английского посла. Эта добросердечная дама сообщила, что не забыла про чахоточную английскую гувернантку, о которой я ей говорил, и даже послала ей приглашение на званый чай в посольстве.
– О, безусловно, она выглядит совсем больной, – сказала посланница, – но вряд ли она так бедна, как вы говорили, – ведь она одевается у Ворта!