Легенды Раэнора

На следующий день, проводив торжественную процессию, сопровождаемую радостными толпами празднично одетых горожан, Элен вернулась к делам. Гобеленовый зал ломился от посетителей. Ирлинг падал с ног от усталости. Княгиня выслушивала доклады, принимала решения, разбирала тяжбы, выносила приговоры… И так несколько дней подряд. А там подошло заседание Совета, как всегда бурное и трудное. И надо было примирять непримиримых, унимать распри, вникать в любые мелочи. И если в последние годы все это необъяснимо ее раздражало, то теперь Элен неожиданно для себя погрузилась в хозяйственные и политические дела страны с головой. Казалось, ее не волновало ничто, кроме сбора урожая, строительства северной дороги, неприятностей на восточной границе, посольских приемов, пополнения казны… Но в глубине души в ней жило ожидание вещего знака, обещанного ей в Святилище.

Разведчики медленно продвигались на север. Глаза устали скользить по окружавшей их голой степи. Мертвые стебли высохшей травы с шорохом ломались под копытами изможденных лошадей. Понимая, что бедные животные долго не протянут, Велемир клял себя за упрямство. Не послушался Угарда, и теперь, видно, придется навсегда оставить своего любимца Ветерка здесь, в проклятых северных землях. Разведчики тщетно искали воду, но вместо обозначенных на карте озерец и речушек находили лишь их выстланные ссохшимся илом днища, окруженные сожженным зноем вереском, ковылем и сабельником. Изредка им попадались разрушенные колодцы, с осклизлого дна которых разведчики вычерпывали теплую вонючую воду и пили, подавляя приступы тошноты. Маячившие на горизонте горы приближались. За ними было море. Разведчикам казалось, что именно море избавит их от кошмара, начавшегося в первую же ночь их похода. Тогда впервые они увидели, как небо по краям побагровело. Как будто пожар охватил всю землю, скрытую от них горизонтом. Всю ночь вспыхивали зарницы, а наутро далеко впереди заколыхались белые волны дыма. Солнце, изливая тусклый жар, горелым яблоком выкатилось на выцветшее небо. И нахлынул непонятный страх, не отпуская ни днем, ни ночью. На третий день пути Велемир отчетливо услышал пение. Далекие голоса исходили унылой жалобой. Сначала капитану показалось, что это вызванный жарой бред, но остальные признались, что тоже слышат похожие на пение звуки. Голоса не умолкали, а ночью песня превратилась в многоголосый вой, полный тоскливой злобы. Разведчики еле справлялись с обезумевшими от ужаса лошадьми. Те шарахались и дрожали, храпя и кося налитыми кровью глазами. Так продолжалось каждую ночь.

С первого дня похода, еще в Раэноре, когда скрылись из глаз белые стены Дол-Раэна, Хаггаром овладело спокойное безразличие. Арандамарец, опытный путешественник, в тягость разведчикам не был. Однако и радости им его присутствие не доставляло. На все вопросы он отвечал односложно, в разговоры не вступал. Лишь Велемир изредка нарушал ход его мыслей своими беседами, в которых больше говорил он, в то время как его собеседник только время от времени рассеянно ронял слова. Зной, жажда, страх мучили Хаггара так же, как и остальных, но все происходившее с ним арандамарец воспринимал, как сквозь пелену сна. Он все еще был оглушен произошедшими в его судьбе стремительными переменами. И странно, огонь, бушевавший за горизонтом и вселявший ужас в его спутников, Хаггару казался заревом надежды, оживавшей в его раненом сердце. Огонь будил в нем знакомое веселое бешенство. Чем теснее скручивал страх своими холодными щупальцами его тело, тем упорнее сопротивлялась ему душа. В глазах арандамарца все ярче горел вызов.

На пятнадцатую ночь путешествия, когда измученные борьбой со степью разведчики спали, выставив часового, Хаггар встал и направился туда, где зарево горело ярче и откуда громче всего доносился вой. Как ни старался арандамарец ступать тихо, его шаги гулко отдавались от растрескавшейся, твердой, как камень, земли. Он все время чувствовал на себе пристальный взгляд. Вой заметно приблизился, беря его в кольцо. Хаггар недобро усмехнулся:

— Ну, ночные менестрели, начнем охоту!

Его услышали. Звуки, на миг смолкнув, возобновились с новой силой. Все ближе, все громче, неистовей полный лютой злобы вой. Но мучительный страх исчез. Хаггар внезапно с радостным изумлением почуял, как кипящим вином разливается по жилам ярость, и перестал сдерживать дикий, звериный вопль, рвавшийся наружу из самых недр его души. Кромсая мечом горячий воздух, пьянея от неведомого раньше восторга, Хаггар кричал так, что ребра готовы были лопнуть. Яростный вызов волнами несся по пропитавшейся гарью степи. И вой, отступив, понемногу стих. Так волчья стая, устав от грызни, расступается и замолкает перед угрюмым вожаком. В настороженном молчании Хаггар, надменно окинув степь взглядом, приказал:

— Прочь. Я не хочу вас больше слышать.

Он ожидал ответа, но ни звука не донеслось из подернутой белесой дымкой черноты. Вложив меч в ножны, арандамарец повернул к лагерю.