Михаил постелил на траву свой плащ. Оля разделась снизу. Теперь он видел то, что горячо желал, и это на время отодвинуло прочь все остальные мысли. Должно быть, из-за этого он и пропустил появление на дальних подступах мужчины с девочкой лет пяти, и обнаружил их не далее как в десяти метрах от себя. Принимать какие либо меры по сокрытию рода занятий было поздно. Теперь любое – и все равно бесполезное – движение могло привлечь внимание девочки, не говоря уже о мужчине, реакцию которого Михаил сразу решил не принимать в расчет. Зрелище было прежде всего не для ребенка. Оставалось только замереть на месте. Михаил даже всерьез опасался привлечь внимание девочки одним своим взглядом, но совсем отвернуться не мог и продолжал наблюдать за ней краем глаза. Двое медленно и молча приближались. Девочка пока что смотрела вниз и перед собой, то есть все еще мимо распластавшейся на земле парочки, при виде которой должна была бы скорей всего вскрикнуть. Только при этой мысли Михаил начал думать, что же тогда будет делать мужчина. Тем временем девочка поравнялась с ними, проходя мимо всего в трех метрах сбоку, и все еще не было ясно, пронесет ее мимо или не пронесет. Единственным его желанием было, чтобы она не споткнулась и не посмотрела влево. К счастью, девочка не споткнулась и не взглянула куда ей не стоило. Мужчина тоже. Наконец, они с Олей смогли продолжить начатое дело, и с этого момента Михаилу стало вдруг совершенно наплевать на все прошлые заботы Оли о конспирации. Провал ее стратегии был совершенным и вопиющим. И мог повториться, если здесь появится кто-то еще. Правда, позже, поднявшись с земли и приводя себя в порядок, они и словом не обмолвились о том, что успели подумать и пережить про себя. Делиться этим было поздно и не хотелось. Михаил чувствовал себя почти оплеванным, причем даже дважды и трижды. Оскорбительным был сам выбор места – для нее, для него, для их любви. Оскорблением общественной морали были ее и его действия почти что в публичном месте – и не только в глазах ребенка, и особенно оскорбительна была антиэстетичность случки, превзошедшая радость от встречи. Разве сравнить с тем временем, когда каждое свидание освящалось восторгом и готовностью делать для другого всё, что только в силах? Да, раньше прелестью окрашивалась почти любая мелочь. Однажды он никак не мог проникнуть туда, где бывал столько раз и где чувствовал себя наверху блаженства. – «Что за черт!» – вскричал он тогда от досады на себя. В ответ раздался мелодичный смех: – «Никак не найдешь? Смотри!» Михаил отклонился назад, чтобы лучше видеть. – «Вот!» – сказала Оля, поднося выпрямленные и сомкнутые пальцы ладони к линии, по которой сомкнулись ее губы. Кончики пальцев коснулись складки. – «Раз и два!»
Губы раскрылись сразу – большие и малые. – «Попробуй сам!» – не то предложила, не то распорядилась она. Михаил охотно подчинился. Его пальцы сразу обнаружили вход. Он слегка задержался ими в манящем гроте. Видно, после купания смазки там еще не было. – «Ничего, – подумал он, – сейчас будет!» И она действительно скоро появилась. – «И чего, спрашивается, заедало? – удивился он вслух – Спасибо, что помогла!». Ответом опять был серебристый, ласкающий душу смех. Такого он давно уже не слышал. Подобное все чаще становилось воспоминаем о безвозвратном прошлом, к сожалению, до сих пор растравляющим, и хотя шансы возродить прошлые радости становились все менее реалистичными, их все равно не хотелось упускать. Постепенно в его сознании крепла уверенность в том, что ныне они становятся – или уже стали – только деловыми партнерами, в том числе и в сексе. Михаил все чаще задумывался, нужен ли ему такой секс без любви, хотя его все еще хотелось. Если честно, то еще как! И в то же время нет.
Однако с тех пор, как Оля сообщила ему, что больше звонить не будет, он твердо придерживался обещания, данного самому себе, что от него она ни звонка, ни любой другой капитуляции не дождется. Им предстояло потягаться, и Михаил считал свою позицию более предпочтительной. Оля рассчитывала на проявление слабости с его стороны, а он не рассчитывал ни на чью. Оставалось только делать то, что собирался. А на что пойдет Оля, наткнувшись на его непроходящее упрямство, могло показать только время. И оно показало.