Легко видеть

Только благоговение и священный трепет в душе в сочетании с трезвым разумом могли найти благожелательный отклик в сердце гор. Но и это не избавляло от взыскующих испытаний с их стороны. Для тех, кто не тратил больших трудов, чтобы подняться к вершинам на канатных дорогах, фуникулерах и вертолетах, они открывали поразительно мало в сравнении с теми, кто шел к ним пешком, преодолевая себя и препятствия, карабкался и корячился, лез на стены, мерз, рисковал. Горные страны представлялись Михаилу неким промежуточным миром между обычным, равнинным, и тем Небесным Миром, в котором мы предполагаем оказаться после окончания земного пути. И не зря именно в окружении высоких гор постоянно жили хранители мудрости всех человеческих рас и цивилизаций, которым одним из всего человечества, неоднократно впадавшего во вторичную дикость, удавалось проносить сквозь миллионолетия, тысячелетия и века божественные Истинные Знания, о чем свидетельствуют виднейшие эзотерики, в частности – Елена Петровна Блаватская и Николай Константинович Рерих. «Тайная доктрина» и «Древние легенды» воспринимались Михаилом не как совсем новые откровения, а как знания, органично развивающие его собственные и даже кое в чем повторяющие их. Польза от этих учений была очевидна. То, что в древности было Истинным Божественным Знанием, то есть откровением Творца, впоследствии маскировалось, искажалось, кодировалось различными религиями, которые по-разному, причем каждая на свой манер, вычленяли и консервировали Откровения, и ни одна из них не была заинтересована в доведении Их до людей в полном объеме. К сожалению, время, когда сам Михаил мог бы углубленно знакомиться с тем, что открылось человечеству в самом общем виде, было упущено – как из-за отсутствия литературы, которая стала доступна ему, когда способность к запоминанию всего нового, совершенно необычного, заметно понизилась. Конечно, любопытство и любознательность не желали с этим смириться. Но даже перечитывать важные источники поразительных сведений по два или больше раза (как это стоило бы сделать) уже не было никакой возможности. Тем не менее, хотя бы однажды все то, что было ему доступно, Михаил почитал своим долгом прочесть. Иначе он потерял бы право считать себя хоть сколько-то образованным для того, чтобы убедиться – да, он проверил свою философию с точки зрения тайных, постепенно и не полностью открываемых перед человечеством знаний, и противоречий между ними не нашел. Это было окрыляющим выводом из познанного. И снова в голову приходила мысль, насколько справедлива – притом для всех возрастов – пословица: «Век живи, век учись» – с прибавлением: «дураком умрешь». Быть и оставаться дураком, продолжающим познавать, Михаилу не казалось обидным. Такова была участь любого, кто не заслужил Небесных Откровений. Но иным способом, кроме как благочестивым познанием, их и нельзя было надеяться получить. А кроме того, часть из найденного в «Тайной доктрине» он уже использовал для развития тех идей, которые с Божьей помощью пришли ему в голову, придали убедительности и «объяснительности» положениям, которые были непривычны с точки зрения клише, вбитых в голову как большевистской идеологией, так и религиями, и которые следовало изживать из живого, динамично развивающегося сознания. К сожалению, оно не умело меняться должным образом. И не столько из-за того, что не успевало, сколько из-за того, что не хотело успевать.

Предстоящий назавтра сплав не выглядел простым. Всего в каскаде должно было встретиться больше десятка крупных порогов и шивер, не считая мелких. И в них нельзя было влетать без просмотра, тем более, что он обещал Марине не обольщаться предшествующими удачами до самого конца.

Михаилу вдруг вспомнилось, как она входит в воду, прежде, чем поплыть. Вода расступалась перед ней и тихо смыкалась сзади, сначала вокруг ног, потом нижней части тела. Наконец, Марина сгибалась в талии и устремлялась вперед. Они оба так редко купались в теплой воде, что Михаил постоянно беспокоился, когда Марина уплывала прочь от берега, слишком уж большую опасность представлял собой холод. На Ладоге и в Байкале, на Белом море и заполярных озерах, в Витиме и Енисее вода, мягко говоря, не отличалась комфортной температурой, однако одним из самых холодных купаний на памяти Михаила осталось весеннее купание в Черном море, на южном берегу Крыма, в бухте Лисьей.