Легко видеть

Игорь, брошенный Галей любовник, конечно, не был ровней опасностям со стороны стихии, но и он вполне мог поставить Михаила на грань выживания, случись ему попасть на бивак «гнусного гада», когда того не было бы дома или он был бы сосредоточен на каком-нибудь деле совсем неподалеку. Одинокому страннику всегда трудно обеспечить себе неуязвимость и безопасность. Трудно ли подловить момент, когда он чем-то занят или спит – и при этом не умеет воспринимать себя органической частью Мира и благодаря этому всегда чувствовать, что в нем происходит, как этого добивается от себя настоящий даос? Даже годами скрывающимся в горной глуши абрекам с их потрясающе обостряющейся интуицией на возникающие угрозы – и то не всегда хватает ее для сохранения жизни, хотя они обречены постоянно думать об этом. Наверное, именно такое постоянство крайней напряженности психики и ума, в конце концов, настолько изнуряет беглеца-изгнанника, что он сам идет навстречу людям в надежде, что чья-то пуля или удар положат конец его мукам преследуемого одиночки. И это случалось с людьми несомненного мужества и отваги, обладателями стальных нервов и озабоченных лишь довольно-таки примитивными мыслями. Что же говорить тогда о людях, более тонко мыслящих и менее физически закаленных? Откуда им было взять способность догадываться о надвигающихся угрозах кроме, разумеется, вполне очевидных или регулярных – проще сказать – зримых невооруженным глазом, если вся их предшествующая жизнь протекала в условиях относительной безопасности, в которых человек бездумно и, возможно, напрасно, полагается на защиту соответствующих служб и потому большей частью просто не думает об угрозах. В тайге, в горах, пустыне и океане одинокому дитяти цивилизации не на кого и не на что полагаться, кроме как на Милость Создателя, истово веруя в то, что если Всевышний пожелает защитить какого-либо смертного, то вынесет его из любой опасности на Ладонях Своих, если же решит, что Он уже достаточно испытывал грешника, но так и не добился от него никакого прогресса, то никаких усилий этого смертного не будет достаточно для спасения. И все же не стоило забывать и о другой веками проверенной мудрости: «На Бога надейся, а сам не плошай!» Исходя из всего, что он был в силах представить, Михаил решил, что придерживаться тактики гарантированного отставания от компании Игоря он больше не будет. Сколько он ни притормаживал свою скорость до сей поры, все равно столкновение с нею произошло, и это вполне могло повториться снова. К тому же продуктов серьезно убавилось, а отказывать себе в привычном питании Михаил не хотел. Это тоже побуждало поторапливаться, правда – поторапливаться не спеша, то есть не бежать вперед изо всех сил без оглядки на обстоятельства, но все-таки делать все возможное и разумное, чтобы поскорее вернуться к Марине. В этом он ощущал колоссальную потребность. В том числе под влиянием чувства вины. И в предвидении возможных новых инициатив со стороны Гали. Но сегодня выходить в путь было уже поздно. Михаил решил собираться завтра с утра, а пока сходить вниз по Реке к ближайшим шиверам и посмотреть, с чем там столкнется. Через полчаса он миновал место, на котором распрощался с Галей. По привычке, оглядываясь по сторонам, он увидел в расщепе воткнутого в землю прута сложенную бумажку и почувствовал, что послание адресовано ему. С учащенным биением сердца он подошел к «почтовому ящику» и взял в руки листок.

«Милый! Как жаль, что не могу идти дальше с тобой, раз ты этого не хочешь. А я, как ни смешно это может показаться, была одну ночь счастлива в этом незадавшемся путешествии. Не думала, что так может быть. Я понимаю, как ты любишь и ценишь жену. Но если ты вспомнишь меня и захочешь, не отвергай от себя эту мысль и приходи. А может, увидимся еще и здесь? Целую. Галя».