Легко видеть

Больше Михаила никогда не тянуло в Крым. Вот на Кавказе он бывал охотней и чаще, но уже тоже в давнем прошлом. Там находились куда более впечатляющие горы, чем Крымские. Он прошел несколько походов в разных местах Кавказа и трижды побывал в альплагерях, вынеся с собой навсегда незабываемые впечатления и альпинистский опыт. Но на Кавказе всегда было слишком много народу, чтобы его продолжало тянуть туда. Конечно, он и там знал сокровенные места, где можно было пожить без боязни стороннего вторжения прямо-таки в райских уголках, но попасть туда можно было только через многолюдство, оскорбительное для уважающих себя гор даже на дальних подступах к ним.

Занявшись спортивным туризмом, Михаил практически перестал бывать на курортах. Исключения случались трижды – после сбора инструкторов туризма в Архызе и похода оттуда к озеру Рица, после альплагеря «Алибек» и после альплагеря «Уллу-Тау» – каждый раз примерно на неделю. Жариться на пляже ему никогда не было интересно, а купание в теплой воде – в общем-то, ничего не скажешь приятное, неизменно пробуждало воспоминания о купаниях в куда более холодных водах, будь то Рица, реки Зеленчук или Алибек. Однако многим другим туристам и альпинистам нравилось отводить на курортах душу после трудов праведных в высоких горах. И именно их поведение было типичным, а совсем не его. Михаилу скуку курортной жизни могло скрасить лишь пребывание там вместе с женщиной. Так, собственно, и случилось, когда они с Леной после свадебного похода по Приэльбрусью и Сванетии прибыли в Сухуми. Они тогда проводили на пляже гор-р-раздо меньше времени, чем в постели. Да и в памяти ничего кроме постели не осталось, если не считать того, что в день отъезда из Сухуми в Москву у Михаила в автобусе вытащили из кармана деньги, документы и билеты на поезд. Пришлось им провести несколько дней в гостях у Лениной подруги-однокурсницы, которая была замужем за директором биостанции со знаменитым обезьяньим питомником при ней, пока им не прислали деньги родители. А документы им вернули в милиции, куда их подкинули воры. Вот, пожалуй, и все, чем под конец ознаменовался для Михаила курортный быт и курортный образ жизни.

Северные широты подходили для любви не меньше южных, правда, лишь в летнее время. Зима создавала достаточно хорошо ощутимые трудности для дела, которым не больно-то здорово было заниматься в одежде. Тем приятней было вспоминать о своей находчивости, когда ему донельзя захотелось заняться любовью с Леной во время прогулки на лыжах в Ядреевском лесу между Мытищами и Пироговым. С собой у них не было ничего кроме штормовок поверх свитеров, а морозец был градусов десять. Снег в лесу был не настолько глубок, чтобы в нем или из него можно было сделать какое-нибудь укрытие. И тут Михаил, исходивший уже этот лес вдоль и поперек, вспомнил, что почти по пути, сбоку от лесной опушки, есть довольно глубокий овраг, вдоль которого по весне регулярно тянули вальдшнепы, а сейчас у западного склона оврага намело порядочный снежный надув. Он предложил Лене отрыть снежную пещеру, еще не говоря, зачем, и она согласилась. Мысль о возможной близости заставила его рыть пещеру топориком вместо лопаты из всех сил. Вскоре он превратил начальный узкий забой в короткую штольню, от которой вправо и влево начал сооружать обитаемое пространство. Лена отгребала наружу вынимаемые Михаилом снежные блоки. Не более чем через час пещера обрела нужный размер в плане и по высоте. Михаил быстро сбегал на лыжах к молодому ельничку, нарубил лапника и, вернувшись обратно, уложил им пол пещеры. Затем он снял и постелил поверх лапника свою штормовку, и Лена без слов поняла его. Им было необыкновенно радостно, что мороз не стал непреодолимой помехой, и они с упоением занялись тем, что хотели делать под снегом и в снегу. Молодость, желание и сознание своего умения свести помехи для любви на нет – вот что двигало ими и дало впечатляющий результат. Было устремление друг к другу, был создан комфорт если не в ледяном, то снежном доме – притом вполне достаточный, чтобы близости ничто не помешало, и это подтвердилось в конце концов тем, что они не заболели – ни Лена, ни Михаил. В том их соединении прямо-таки символически схлестнулись их любовь друг к другу с любовью к походам и умением их совершать.