«Мы лучший народ, мы превыше других!»
«Мы, англичане, лучший народ! Мы, англичане, превыше всех!»
«Мы, немцы, лучший народ! Германия, Германия превыше всего!»
«Мы, американцы, лучший народ! Америка превыше всего!»
«Мы, китайцы, лучший народ! Мы, китайцы, превыше всех!»
«Наша империя – Срединная!»
«Мы, русские, самый лучший народ! Россия превыше всего!»
«Москва третий Рим, а четвертому не бывать!»
И, наконец, «Мы еще всем покажем!» Всем не мешало бы помнить ядовитую присказку Киплинга к «национальной идее», вложенную им в уста обезьян, бандарлогов: «Мы, бандарлоги, самый лучший, самый прекрасный народ в джунглях! И это правда, потому что мы говорим, что это правда!»
Зато бывшие советские подданные в большинстве так и не стали самостоятельными, вполне полноценными гражданами, в языке которых вместо национальной чуши и обвинений в чей угодно адрес, только не в свой, зазвучало бы: «Я отвечаю!», «Я выбираю!», «Я содержу власть, поскольку плачу налоги!», «Я считаю то-то и то-то верным, а то-то и то-то недопустимым», «Я отдаю часть своих прав государству, но за это желаю иметь возможность контролировать его действия!» «Я требую, чтобы государство не мешало мне делать то, что полезно как обществу, так и мне!» Несомненно, переход к такой фразеологии не может быть легким. Он требует смелости и в то же время ответственности от каждого говорящего. Но граждан СССР давно отучили от смелости, а ждать ответственности от безынициативных людей, ждущих благ для себя со стороны, во все времена бывало бесполезно.
Взращенные на иллюзиях стараются сохранять их до своего конца, а если и отказываются от них, то в последнюю очередь. В России же иллюзии всегда были в большом ходу. Едва тут освоили христианство (почти на тысячу лет позже, чем на Западе), как объявили, что «Москва – это Третий Рим, а Четвертому не бывать», что мы, русские, самый что ни наесть «богоносный народ» (раз уж евреи присвоили себе титул «богоизбранного»). Нам надо было устранять тысячелетнее отставание в развитии цивилизации – вместо этого в России всегда истово старались придерживаться «древних» ценностей. Царь Петр Первый много сделал для того, чтобы если не ликвидировать, то существенно сократить отставание – по крайней мере, в том, что требовалось для обеспечения военных побед и торгово-промышленного развития. И ценой жизней четверти населения страны он достиг серьезнейших сдвигов. Отставание сократилось в целом по уровню цивилизованности лет до ста – до двухсот, в промышленной технологии – до нескольких лет или до нескольких десятков, смотря по чему судить; в философии, науках, искусствах и народном образовании – от нескольких десятков до двухсот лет. Рывок действительно получился колоссальный, однако до изменения характера и ментальности русского человека дело не дошло. По этим параметрам мы остались верны «древним» образцам. Внутренней самодисциплинирующей воли, обязывающей к самоизбранным целеустремленным действиям и ответственности за собственную судьбу, в массах так и не возникло. Более девяноста процентов населения были крестьянами-полурабами. Их приучили делать то, что прикажет барин, а в области мечтаний о лучшей участи они надеялись не на свои силы, а на волю и доброту батюшки-царя.