Читаем Легко видеть полностью

Хорошо хоть семье Серегина обломились какие-то льготы после гибели отца и мужа, каких бы не было в случае его смерти по какой-то другой причине. Но раз его прах был похоронен в кремлевской стене, это уже автоматически давало семье покойного ряд серьезных преимуществ в обеспечении жизненными благами за счет государства. Знающие люди определенно свидетельствовали об этом, хотя все равно это был стыд и позор. Да и мало того, что жизнь Героя Серегина была отдана за пятак – разве можно было считать за особую честь покоиться замурованным в кремлевской стене, где с одной стороны номинально был прах самого Гагарина, зато где-то неподалеку прах начальника ГлавПУРа Льва Мехлиса, служившего сталинским бичем командного состава РККА (он же главный виновник Керченской катастрофы, падения Севастополя, гибели Приморской армии и многого чего еще). Всякого рода деятели встречались в почетном некрополе Красной площади. И наверняка потомки упокоенных там персон тоже делились на разные категории в части получаемых благ в зависимости от ранга и «значимости» этих персон. Не стоило сомневаться, что семья генерал-полковника Мехлиса получала больше семьи полковника Серегина по линии «кремлевской стены», не говоря уже о других.

Кстати, что стали бы делать дети Гагарина и Серегина, если б узнали, как поступили с их отцами по воле «величеств»? Неужели не прокляли бы свое государство и свою родную страну, где так обращались с людьми, считающимися высшей гордостью населяющего ее народа? Да бежать им надо было бы из такой зачумленной страны, из такого людоедского государства в так называемый «капиталистический ад», что есть силы бежать! Все же там худо-бедно, но в двадцатом веке как-то устоялось убеждение, что жизнь человека – главный Дар Божий, а не какой-то мусор и хлам, беречь который нет никакого резона. Правда, и у них на Западе много времени ушло на созревание такого убеждения – только чуточку меньше тех двух тысяч лет, которые прошли с момента гуманной по сути проповеди Христа, а у нас – всего только тысяча, и на этом основании нам вроде можно было оправдать и страну, и себя. И за такие художества, как с царской семьей в Екатеринбурге, и за зверства против церковников, и за бессчетные преступления против самых разнородных личностей во время массовых ленинских, троцкистских и сталинских репрессий, перед которыми, конечно, блекли Хрущевские, Брежневские, Андроповские, Черненковские и Горбачевские гонения против вредоносных и опасных элементов, а к ним советская власть всегда относила любых инакомыслящих, она никогда не считала себя виновной перед ними и никогда не каялась за них. Что же ей было изобличать себя, когда речь шла о гибели каких-то одиночек, будь то чужой буржуазный гуманист, а скорее – шпион Рауль Валленберг или собственные герои Гагарин и Серегин?

Проклятье в виде самоистребления постоянно висело над Россией на протяжении всей ее писаной истории из века в век. Отказаться от традиции не жалеть ради победы своих людей оказалось чрезвычайно трудно для тех, кто хотел бы экономить жизни соотечественников, так как другие – те, кто не считал нужным их особенно экономить – постоянно составляли во власти подавляющее большинство. Маршал Жуков, которого советская ура-патриотическая историография и массовая пропаганда давно записала в величайшие полководцы человеческой истории и в спасители СССР, безусловно принадлежал к категории антиэкономистов и являлся даже одним из самых видных из них. Как бы ни расценивать его полководческий талант – от гигантского до умеренного, смотря что принимать во внимание при его оценке – но солдат он нигде не экономил, особенно если командовал непосредственно сам. Его воля и стремление к получению победы немедленно, сейчас, всегда оказывалась сильнее его военного дарования, подразумевающего, что настоящих великих побед стратег достигает не числом войск, тем более не числом погибших людей, а умением. В абстракции Жуков, конечно же, все это знал и понимал, но его воля и нетерпение всегда подавляли такое знание. Исключением в его практике можно было считать лишь Халхингол, где он потерял втрое меньше солдат, чем японцы. Все остальные его победы – и великие и малые – постоянно сопровождались горами трупов его людей, которые значительно превышали высотой и объемом холмы из трупов врагов. Причем это было в равной степени характерно как для тех сражений и операций, когда у немцев был перевес в вооружениях и технике, так и для тех, в которых советская армия имела подавляющее превосходство в силах и средствах над немецкой. Пожалуй, это лучше всего было видно на примерах сражений в районе Ржева и в битве за Берлин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза