Лекции об искусстве

Одна картина посвящается одной истине: отчет о ней дан совершенный и прекрасный, и художник идет дальше, чтобы говорить о новой части Божественного откровения[58]. Пелена озаренного солнцем дождя на этой великолепнейшей картине, постепенное удаление темной рощи вглубь, искрящийся, быстро исчезающий свет, бросающий свои разнообразные блестки на аббатство, фигуры, листья, пена — все это не требует комментариев и само говорит сердцу.

От этой картины следует перейти к Ллантони (Llanthony)[59]. Она передает момент, непосредственно следующий за моментом, изображенным в Жюмьеже. Дождь здесь наполовину иссяк, наполовину прошел;

§ 13. Момент удаления дождя в Llanthony

последние капли с еле слышным стуком падают сквозь слабо освещенные ветви орешника; белый поток, вздутый внезапной бурей, взбрасывает кверху нетерпеливые струи скачущих брызгов навстречу возвращающемуся свету; и эти струи, словно небо пожалело о том, что дало, и захотело взять его назад, — на лету превращаются в пар и не падают больше, исчезая в лучах солнечного света[60], стремительного, беспокойного, как бы сотканного ветром солнечного света, который проскальзывает сквозь густые листья и проходит по бледным скалам, подобно дождю; он то побеждает туманы, то, в свою очередь, гаснет среди этих туманов, которые он сам вызывает с освещенных им пастбищ, собирает с росистой травы и изборожденных потоками скал, посылая их вестниками мира на отдаленные вершины еще не покрытых пеленами гор, где тишина еще нарушается звуками быстро падающего дождя.

С этим прекрасным произведением мы должны сопоставить другое, о котором мы можем лучше судить по гравюре, именно Loch Coriskin

, в иллюстрациях к Скотту, потому что оно вводите нас в другой и самый замечательный пример обширных и разнообразных знаний художника.

§ 14. И момент начала его, избранный со специальными целями для Loch Coriskin

Когда дождь падает на гору, состоящую главным образом из голых камней, то их поверхность, сильно нагревшись от солнца (самая интенсивная теплота всегда предшествует дождю), производит внезапные сильные испарения, и первые капли дождя действительно превращаются в пар. Вследствие этого на всех таких горах моментально и повсеместно при начале дождя образуются белые клубы пара, которые поднимаются вверх и впитываются атмосферой, снова падают в виде дождя, чтобы подняться новыми клубами, и так далее, пока поверхность гор не охладится совершенно. Там, где есть трава или растительность, эффект ослабляется, а где есть листва, там он совсем почти не получается. Этот эффект, несомненно, был избран Тернером в его Loch Coriskin не только потому, что он позволял рельефно выставить его зубчатые формы в пелене пара, но он дал ему возможность рассказать целую повесть, которой не нарисует никак, рассказать историю этой совершенно голой скалы, мертвой, уединенной, лишенной даже мха. «Самые дикие долины могут свидетельствовать хоть о легком животворном теплом прикосновении природы. На высоком Бенморе зеленеют мхи, колокольчики вереска распускаются в глубинах Гленко, заросли кустарника растут в Кручан-Бене, но здесь ни вверху, ни вокруг, ни внизу, ни на горе, ни в долине измученный глаз не может найти ни дерева, ни растения, ни кустика, ни цветка, ни другого признака растительной силы; здесь все — скалы, разбросанные игрой случая, черные неровности, голые утесы, скалистые возвышенности»[61].

Здесь мы снова сознаем, что необходимо научное и полное знакомство с природой для того, чтобы понять этого великого художника. То, что невежественному зрителю покажется почти неестественным и бесцельным смешением паров, то для сведущего человека есть такое полное и совершенное выражение характера этой местности, какого никаким другим путем не могут дать средства искусства.

В Маяке Long Ships, в Land’s End

, мы видим облака в сумерки без дождя; они окутывают береговые скалы, но не скрывают ничего; все контуры видны сквозь их мрак; и не только контуры, что не трудно сделать, но и поверхность.

§ 15. Рисунок прозрачного пара в Land’s End