Лекции по искусству. Книга 3

Волкова: Когда Толстой писал свою исповедь, то использовал Марка Аврелия. Это поразительно. Я вам потом об Августе Октавиане обязательно расскажу удивительные вещи, когда мы дойдем до этого момента — не сегодня, в следующий раз. Что такое игровое римское начало? Когда Марк пишет о себе: «Не нравишься ты мне сегодня, Марк», — это он, глядя в зеркало: «У тебя сегодня лицо Цезаря». Это очень важная фраза. Это первый и хорошо понятный мне человек, через которого прошла такая трещина раздвоения. И не случайно этим приемом пользовался Достоевский. С одной стороны, он был человеком уже абсолютно нового времени, а с другой — человеком того времени. Эта личность разрастается. Гениальная личность всегда разрастается. Она всегда занимает очень большое пространство. Замечательно Томас Манн писал о Гёте. Он замечательно о нем написал. Только Томас Манн мог так артикулировать эту идею. Он пишет о Гёте, как об идеальном немецком философе и поэте. Я могу назвать Гёте настоящим просветителем, а немецкое просвещение — это все-таки 15–16 век. А Гёте — брат и настоящий друг Эразму и Дюреру. Но, с другой стороны, Гёте — человек 19-го века, а не только Просвещения. Он занимает огромное пространство и вмещает в себя еще больше. Вот настоящая личность! Это было и в Цезаре, и в Македонском. Это личности, которые вмещают в себя огромное пространство. Вообще, личность — это вмещение в себя пространства. Насколько человек вмещает в себя пространство настолько, что оно выходит за пределы своего времени и этноса.

Вот у Марка Аврелия было очень большое разрастание личности. Но, с другой стороны, он был весь стиснут. Он решил отменить гладиаторские бои. Мог он их отменить? Нет. Он уже выдумывал фокусы, что не будет на них ходить. А народ ему сказал: «Нет! Будешь! Без тебя не интересно!» «Ты не пойдешь? — не надо! Плохо!». И он ходил. Он сидел и демонстративно читал свои рукописи. Господи, да кого это вообще волновало? Сидишь себе и делай вид, что читаешь. Он сказал: «Затупить мечи!». Ему сказали: «Нет, этого не будет! Мы не будем ходить на бои с затупленными мечами», надо, чтобы по-настоящему, всерьез, а не понарошку. Ничего он не мог сделать. Он был Император и ничего не мог сделать. Не мог, хотя знал, кого он вырастил, какая образина рядом растет, какой кошмар рядом взрастает — его собственный сын. Единственный, Коммода. Это трагедия наследников — некого оставить после себя. Это общая беда, какая-то. Ни у Цезаря, ни у Петра, ни у многих не было достойных наследников. Ни у Августа Октавиана наследников не было. Но что поделаешь? Он даже не мог его лишить трона. Он знал, что нельзя и не мог. Слава Богу, его быстро убили.

Хочу обратить внимание (хотя мы отдельно будем говорить на эту тему) на эту конную статую Императора Марка Аврелия.

Марк Аврелий, конная статуя

Их было очень много, но остался один. Бронзовый, подлинный. Он очень сильно похож на Юрия Долгорукова, который стоит около «Арагви». Здесь, в этой композиции, которую создали римляне, лошадка поднимает одну ножку, а сверху можно сажать кого угодно — Генриха VIII, Петра I. Хоть всех. На этого коня всех и посадили. Это, кстати, об эталонах.

Вот и скажите мне, пожалуйста, глядя на этот план: сильно сегодня изменились по строительству стадионы и цирки? Да они вообще не изменились.

Около Колизея так интересно проходила жизнь: на нижнем ярусе люди выходили, гуляли. А когда они ходили гулять? Интересно? Когда сцена заполнялась кровью или чем-то еще объявляли перерыв. Снимали настил, тент, брандспойтами вымывали все, настилали новый тент и публика снова появлялась. Известно, что когда был открыт Колизей, 30 дней безостановочно давали гладиаторские бои и, конечно, всякое исполнительство, например, художественное слово. Вот гладиаторы побьются, побьются, затем стишки почитают, кто-нибудь на кифаре брякнет что-нибудь, чтобы все подхватили какой-нибудь шлягер и дальше биться начинают.

Есть одна великая тайна, над которой бились многие. Витрувий попробовал определить, но толком ее никто так и не знает. Над Колизеем была крыша — вот тут наверху есть такие пилястрочки. Как это было сделано технически, толком никто не знал. Вот объявлены гладиаторские бои в течение 30-ти дней, а если дождь пойдет? Конечно, климат был другой. Иногда они ходили в теплых тогах. А когда смотришь на портреты Возрождения — они все в шубах. Потому что прошло, так называемое, малое оледенение и климат в Европе очень изменился. Они жили под другими небесами и пили немножко другую воду. У них инфекций-то этих массовых не было.

Но над Колизеем крыша натягивалась. Заведовала этой крышей морская академия. Делали ее, говорят, из какого-то парусного полотна. И над Колизеем была крыша. А что изменилось? Я не хочу сказать, что нет прогресса — спаси Бог! Есть технические изменения со временем. Не социальные. Но прогресс? Я не знаю, что это такое. Чем больше я живу, тем больше думаю, что нет. Уверяю вас — прогресса никакого нет. Ну, какой тут прогресс? Что писали, то и пишут.