Не только греческая философия, не только современная философия есть комментарий к Платону, а все современное искусство — есть комментарий к греческой античности. В греческой культуре был один удивительный момент, о котором потом человечество только тосковало. Ностальгически тосковало, но вернуться к этому больше никогда не могло. У нее была необыкновенная цельность, в ней не было внутренней трещины, она стремилась к катарсису, к преодолению разногласий, к установлению вертикальной связи и гармонии. Царь Эдип, когда выколол себе глаза, воссоединил себя с первоначальной гармонией, потому что до этого, зная о своем грехе или не зная, он вел себя ужасно. Он убил отца, он сожительствовал с матерью, черт знает что делал, но он смог осмыслить самого себя. Греки к этому призывали: «Стань человеком. Ну, стань человеком!». А как ты можешь стать человеком, если у нас всегда виноват сосед? Они говорили: «Американцы не виноваты! Смотри в себя! Смотри в себя!» — они призывали людей смотреть в себя. И выражалось это у них через диалоги. Это культура диалогическая. Больше таких абсолютно диалогических культур не было. Потому что свободный диалог — это признак высокого уважения и демократии. Только диалог. Философия, записанная диалогически. Разговоры с учениками, драматургия — все это диалоги. Диалог — это есть принцип акустики. Это акустика, а акустика — это диалог.
Что значит акустика? Я вам хочу напомнить, как в «Мастере и Маргарите», один из самых мерзких героев — некто Семплеяров стоял во главе акустической комиссии. Расклад такой абсолютный. Я вам говорю — вы слушаете, что я вам говорю, но не слышите! То есть, ваше сознание не проникает в мое слово. А ваше слово не проникает в мое сознание. Я вас слушаю, но я вас не слышу.
Для Греции, во всей ее культуре был один принцип — абсолютного акустического эффекта, абсолютной слышимости, поэтому их театры обладают такой высокой акустикой, такой высокой степенью акустичности. И сейчас экскурсовод, приводя туристов в Эпидавр или в театр Диониса, сажает их и говорит: «Бумажкой пошуршите». Все шуршат и говорят: «Вот это да!» А почему? Потому что принцип акустики не только физический принцип. Для них акустика — это главное. Чистая метафизика. Я два занятия тому назад стала читать Рим. Рим — это мы. Греция — это не мы. Греция — это совершенно абсолютная тень, отброшенная европейской культурой. Рим живет в нас физически, я об этом как раз буду вам говорить. Вот наше зеркало — большое и мы в него смотримся. Это — мы, это наш второй источник. Это — мы, потому что греки не были строителями государственности, у них не было никакого государства. И законов не было. В каждом полисе существовали свои. Их не интересовало право и государство. Если муж хотел развестись со своей женой, потому что ему надоела его матрона, вонючие дети и он встретил другую, вы думаете, что кто-нибудь протестовал? Ради Бога, иди куда хочешь. У них для этого существовали ритуалы. Когда мужчина приходил в семью женщины, он приносил с собой посох и вешал на него рубище. Женщина держала это «приданое» на женской половине. Когда муж решал уйти, она брала веер, которым раздувала очаг, задувала угольки, выгребала из очага пепел и сыпала его к порогу. Он надевал на себя рубище, брал посох и босыми ногами шел по этому пеплу. Вот и весь развод. Но дом и бывшую супругу он был обязан содержать до конца своих дней, кем бы он ни был при жизни. А если, упаси Бог, с ним что-нибудь случалось, то на ней был обязан жениться его младший брат. И тут, знаете, тысячу раз подумаешь уходить или не уходить к другой. Законов нет, механизм простой — обычай. Они были людьми простыми в этом смысле.