Настало четырехлетнее «междумитрополье», пока в 1410 г. не прибыл из Константинополя грек митрополит Фотий. Он нашел митрополию в крайне плачевном состоянии, дом церковный и села – пусты; иные села, волости и доходы, и пошлины расхищены от князей и бояр, и от других лихоимцев[333]
. От Фотия дошло до нас два послания к великому князю с поучением о неприкосновенности церковных имуществ и благопокорном почтении к святителю. «Сведомо же ти буди, – пишет митрополит великому князю, – яко церковь божию уничижил еси, насилствуя, взимая неподобающая ти». Митрополит поднял решительную борьбу за наследие Петра и Алексея, добиваясь возврата захваченных имений и крепкого утверждения «во священней митропольи всея Руси» ее вотчин и доходов. По летописному преданию, ему удалось достигнуть этой реституции и даже значительно увеличить церковное достояние прикупами и умелым хозяйством. Он требовал в том же послании, чтобы великий князь пришел к церкви христовой и к отцу своему митрополиту с такими словами: «Согреших, прости мя, и имаши, о отче, во всем благопослушна и покорена мене; елика в законе и в церкви христовей пошлины зле растленны бывшаа, испълню и исправлю, воображенаа и даная и утверженаа исперва от прародителей моихь, и яже по многих летех отставленнаа, яже и растленна быша. Имееши убо благопокорьство всяко от мене, о отче!.. точию даждь прощение и благословение», – отстаивая, таким образом, независимость и силу митрополичьей власти[334]. Пережив временную потерю власти над западно-русской церковью, когда там митрополитствовал Цамблак, Фотий достиг восстановления единой митрополии и не только примирился с Витовтом, но содействовал новому сближению великого князя Василия Дмитриевича с ним, идя вполне по стопам Киприана. Сохранил он и Киприаново отрицательное отношение к национализации московской церкви: при нем, как, вероятно, и при Киприане, вновь поставленные епископы должны были давать торжественное обещание «не хотети и не приимати иного митрополита, разве кого поставят из Царягороду како есмы то изначала прияли»; те же остались и раздоры митрополита с москвичами (митрополичьими слугами и боярами), из которых многие бежали от него к черниговскому епископу, а оттуда в Литву.50-е гг. XV в., время ликвидации московской смуты при Василии Темном и образования той сильной великокняжеской власти, какую унаследовал Иван III, были и временем ликвидации прежнего, самостоятельного и самодовлеющего значения независимой московской митрополии. По смерти Фотия (1431 г.) или еще при его жизни, если верить Житию св. Ионы, была сделана попытка провести на митрополию «своего» человека, питомца московской служилой среды и связанного со двором великого князя Симонова монастыря, епископа рязанского Иону. Но смуты в великом княжении, поставление грека Исидора, дело о Флорентийской унии затянули этот план на десяток лет. В Москве, по низложении Исидора, пытались официально приобрести от греков право самим ставить в своей земле митрополита, а затем в декабре 1448 г. поставили Иону – по избранию великого князя и совету его матери, великой княгини, братьев-князей, со всеми русскими князьями, святителями русской земли и всем духовным чином, боярами, всей землей. В 1451 г. Иона достиг официального признания и в Великом княжестве Литовском, которым, по-видимому, заручились уже при его поставлении, но оно, естественно, оказалось явлением временным и случайным. Восстановление московского характера митрополии было подчеркнуто торжественным актом причтения к лику святых митрополита Алексея. Иона явился завершителем деяний Петра и Алексея и стал за ними третьим «святым» митрополитом. Канон его памяти составлен в год его смерти; Иван III с митрополитом Филиппом установили ему почитание, а собор 1547 г. прославил его общецерковным празднованием его памяти. Основные этапы и конечное торжество московской церковной политики освящены чудотворениями ее главных представителей. С тех пор митрополия московская становится учреждением в строе Московского государства.
Преемство на митрополичьем престоле внешне определяется– вместо патриаршего – благословением митрополита-предшественника, как Иона благословил Феодосия, Феодосий – Филиппа; по существу же – выбором великого князя, который и возводит нареченного на митрополию по провозглашении его епископским собором. При новом укладе великокняжеской власти и всего внутреннего строя Московского государства, роль митрополита, однако, по существу не та, что была при Петре и Алексее. Митрополит не руководитель уже, а орудие великокняжеской политики. Так и вся пастырская деятельность Ионы тесно сплетена с политикой великого князя и служит ей своим авторитетом то для смирения буйных вятчан, то для укрощения мятежного Дмитрия Шемяки, то для внушения псковичам покорности их «отчичу и дедичу» – великому князю.