Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Чрезвычайно усложнились междукняжеские отношения по смерти Дмитрия Донского. Его вотчина досталась сыновьям. А сыновей у Дмитрия осталось шесть – Василий, Юрий, Иван, Андрей, Петр и Константин, но духовная говорит только о пяти. Константин родился за несколько дней до смерти отца, а духовная составлена раньше, но предусматривает его наделение, если Бог даст сына, вдове княгине, которая «поделит его, возмя по части у большие его братьи»[198]

. Великий князь свое гнездо семейное оставляет вообще под опекой княгини-матери. Ей «приказаны» дети, и должны они жити «за один, а матери своее» слушать во всем, «из ее воли» не выступать ни в чем под угрозой, что на ослушнике ее воли не будет отцовского «благословенья». Среди братьев особое положение занял Иван: видно, он был уже безнадежно болен, потому что дает ему отец только несколько сел, притом так, что в том уделе Иван волен дать его после себя тому из братьев, кто будет до него добр; стало быть, «удел» этот дан ему, так сказать, в опричнину. В остальном духовная Донского распадается на две части, поскольку касается раздела владений. Сперва речь идет о московской отчине, потом о великом княжении и таких приобретениях, как Галич, Белоозеро, Углич. Москва приказана князьям Василию, Юрию, Андрею и Петру (с сохранением за Владимиром Андреевичем его отчинной трети, «чем его благословил отець его князь Аньдрей»). Дмитрий возродил на дележе доходов «в городе и станех» ту норму «на старейший путь», которую установил Семен Иванович в договоре с братьями: Василию он дает половину тех «двою жеребьев» московских, что составляли его удел в московской отчине, а трем младшим вместе – другая половина. Но в тамге московской он дает половину не Василию, а вдове своей княгине Евдокии, так что на всех четырех сыновей остается полтамги: а восмничее целиком отдает княгине (т. е. свои два жеребья из трех, третий ведь во всем Владимира Андреевича). Старшему сыну Дмитрий накинул зато лишние бортные угодья – «Василцево сто» и село Добрятинское, но остальные путные угодья идут в равный раздел. Численных людей князья блюдут «с одиного», но это числяки «двою жребиев» Дмитрия, и он дает их сыновьям «по частем»– не сказано каким; но по духовным Василия Дмитриевича и Василия Васильевича видим, что в числяках треть дана была Василию, т. е. целый «жеребий», а другой – остальным. Затем идет определение уделов сыновей: основных – Коломенского, для Василия, Звенигородского – для Юрия, Можайского – для Андрея, Дмитровского – для Петра с добавкой сел московских и волостей отъездных. «Ряд» предполагает передел по воле княгини-матери, как и раздел выморочного удела. У кого из сыновей убудет отчины, и княгиня его наделит из братних уделов, а «удел осиротеет» – княгиня разделит его между остальными князьями. «Которому, что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не вымут». Но в случае смерти Василия Дмитриевича его удел Коломенский перейдет к следующему по старшинству и того уделом поделит княгиня братьев. Духовная в цифрах определяет размер дани с каждого удела; но если «переменит Бог Орду» и прекратится «выход» татарский, то который князь что возьмет дани на своем уделе, то тому и есть. Отдельно среди духовной стоят распоряжения о благословении Василия великим княжением, Юрия – Галичем и частью ceл костромских, Андрея – Белоозером, Петра – Углечем полем. К вопросу о судьбе этих владений в духовных, как я ее уже излагал, добавлю, что в росписи дани они не приняты в расчет. Княгиня получает ряд волостей из уделов сыновних «до живота», причем часть их изъята из дани в казну великого князя на «выходы» татарские, а «что возмет» княгиня, «то ей и есть», а несколько сел из примыслов и прикупов Дмитрия идут в опричнину – в них вольна княгиня, сыну ли которому даст, по душе ли даст.

Раздел, таким образом, долевой, традиционного типа, но объемлет он уже не все московские владения (Серпухов окреп в руке своего отчича), а зато осложнен дележом владений великокняжеских. Выдел, обособление серпуховской отчины Владимира Андреевича последовательно проведен Дмитрием. Но Владимир не был доволен ролью отрезанного ломтя. Обиженный уехал он из Москвы тотчас по смерти дяди с сыном своим Иваном и старейшими боярами в свой град Серпухов, оттуда в Торжок и отсиживался в волости Новгородской, пока не умирились. А умирились на том, что Василий дал дяде Волок с волостьми и Ржеву с волостьми, обязуясь, ввиду опасности Ржевы от Литвы, в случае ее утраты, вознаградить Владимира Ярополчем да Медушей, пока не удастся вернуть Ржеву. В остальном Владимир и Дмитриевичи гарантировали друг другу свои уделы, обещая их «блюсти, а не обидети». Владимиру договор предоставляет делать примыслы на себя, но Муром и Торуса намечены в примыслы великому князю, Владимир на них не посягает, но зато и в «проторах» на приобретение ярлыков на них и на иные места не участвует.