Умер Владимир в 1410 г., приказав княгиню свою и детей своих великому князю Василию Дмитриевичу, как и бояр, кто им служить будет[199]
. Но семья оставлена на княгиню, она судит – после боярского съезда – споры и ссоры сыновей. Их осталось пятеро – Иван, Семен, Ярослав, Андрей и Василий. Всем им отец оставил свою треть на Москве – «ведают по годом», с излишком в путных статьях «на старейшинство» князю Ивану, с разделом «численых своих людей» на Москве и в «станех» и других доходных статей. Вотчина делится на пять уделов: Ивану – Серпухов, Семену – Боровск, Ярославу – Ярославец с Хотунью, Андрею – Радонеж, Василию – Перемышль. Волок и Ржева были Василием Дмитриевичем выменены у Владимира Андреевича на Козельск, Городец, Углич, Гоголь, Алексин и Лисин, с обязательством замены Козельска и Городца, если они «какими делы отоймутся». Эти владения великий князь дал Владимиру «в удел и в вотчину», но в духовной Владимира они стоят особо: он сыну Ивану дает «князя великого удела Василья Дмитриевича» Козельск, Гоголь, Алексин, Лисин (куплю!); Семену и Ярославу «великого князя удела» – Городец в раздел, Андрею и Василию «Углече поле на полы», Лужу – княгине Елене. Уделы независимы и неприкосновенны. При сборе дани в Орду – каждый у себя сбирает, а отсылают к казне великого князя вместе, но каждый шлет своего боярина с серебром. Уделы потомственны, выморочные идут в раздел братьям. В случае освобождения от татар, князья сохраняют себе дань с уделов, «а что возмут дани на московьских станех (каждый получил несколько московских сел) и на городе на Москве и на численых людех», «треть дани московьские и численых людей», тем они делятся с матерью поровну, по частям. Так распалось княжество Серпуховское на пять княжений-уделов, притом без старейшинства, без объединения. Все пять тянут к Москве, не к Серпухову, и объединены лишь при сдаче серебра выходного в казну великого князя, да общей опекой княгини-матери. «Старейший путь» Ивана Владимировича – только внешнее отличие, лишек богатства. Но эти уделы не пережили одного поколения, и Василий Ярославич, сын Ярослава Владимировича и Марьи Кошкиной-Голтяевой, объединил остатки родовой вотчины Андреевичей, остатки потому, что измельчавшие князья не смогли отстоять целого. Полученное Владимиром Андреевичем из «удела» великого князя Василия Дмитриевича ушло из их рук. За верность в годину тяжкой смуты Василий Темный дал было Василию Ярославичу города и волости, но в 1456 г., по какому-то наговору, «за некую крамолу» схватил его и держал в железах; Василий и умер узником (при Иване III в 1483 г.), старший сын его кончил жизнь в Литве, младшие в темнице, а владения взяты на великого князя.Сложнее были значение и судьбы владельческих отношений в семье потомков Дмитрия Донского. К сожалению, наши источники – летописи и договоры – не дают достаточно материала для подробного изучения их отношений. Дошла до нас только одна договорная грамота, между великим князем Василием Дмитриевичем и его братьями Андреем и Петром, и то малосодержательная[200]
. Из грамоты этой видно, что на уделы князей держится взгляд как на их наследственные отчины. Но, вопреки теориям родовой и очередной, это взгляд исконный, и гарантирование его договорами не имеет значения установления нового права, как и гарантия «блюденья без обиды» владений друг друга вообще. Сложность процесса эволюции владельческой практики в великом княжестве Московском состояла в том, что тут устанавливается понятие вотчины великого князя как такового, а тем самым и преемство вотчинное во владении территорией «старшего» удела сливается с преемством в великокняжеском достоинстве. Применение понятия вотчины к самому великому княжению ввело и его в практику завещательных распоряжений, причем преемство всецело построилось на отнем ряде и благословении, стало быть, на начале номинации преемника предшественником, с обычной, но не неизбежной, как показали отношения времен Ивана III, презумпцией в пользу старшего из сыновей (по времени рождения). Но на преемстве этом еще лежит некоторая черта прекарности, т. к. настоящим титулом на занятие великокняжеского престола остается ханский ярлык и инвеститура великого князя через его посажение ханским послом. С другой стороны, раздельность вотчины московской и великого княжения, к которому (а не к первой) примыкает со времен Калиты ряд крупных новоприобретений, сохраняется, как мы видели, и в духовной Донского: слияние того и другого в одну вотчину московских государей было процессом очень сложным, развивавшимся с большой постепенностью, не всегда, однако, поддающейся нашему наблюдению в желательной степени. Особенно досадна недостаточность наших сведений за время Василия Дмитриевича.