Пo смерти великого князя Василия Дмитриевича, Фотий деятельно выполняет роль опекуна юного Василия Васильевича, защищая его права вотчича против Юрия Дмитриевича. Но воззрения Фотия на национальный характер митрополии русской достаточно [ясно] выражаются внесением (или сохранением, если это внесено было еще при Киприане, как с большой вероятностью предполагает Голубинский) в «исповедание» епископов (при их поставлении) обязательства: «не хотети ми приимати иного митрополита, разве кого поставять из Царяграда, како есмы то изначала прияли»[192]
. Поэтому – и в этом надо согласиться с Голубинским – весьма сомнительно, чтобы кандидатура (ему в преемники) Ионы рязанского была санкционирована его благословением, хотя житие Ионы утверждает, что по смерти Фотия (июль 1431 г.) Иона вступил в управление как нареченный митрополит, имея на то благословение патриаршее, «преже» принесенное ему, «еще живу серцу митрополитскому архиепискому», т. е. Фотию.Иона приехал на поставление в Константинополь, когда там уже был поставлен на русскую митрополию кандидат Свидригайла Ольгердовича Герасим смоленский. Успел он и поставить на епископию в Новгород Евфимия, которому Фотий отказал в поставлении, пока новгородцы не управятся к нему по делу о суде митрополичьем. Смуты московские задержали Иону до 1435 г., да и при наличности Герасима мудрено было рассчитывать на полный успех (Голубинский Герасима считает с натяжкой только литовским). В 1435 г. трагическая гибель Герасима, сожженного Свидригайлом за измену, открыла вопрос о кафедре. Но когда Иона прибыл в Константинополь, на нее уже был поставлен грек Исидор, и митрополия снова выбыла из состава политических сил великого княжества Московского.
Не буду останавливаться на истории Исидора, слишком общеизвестной. Отмечу только ее местное, московское, политическое значение. Возвращение Исидора с Флорентийского собора униатом и папским легатом (в марте 1441 г.) дало толчок к ряду крупных событий. По дороге он почти год прожил в Литве. В Москве имели время узнать, в чем дело; быть может, как настаивает Голубинский, узнали и о настроениях греческого монашества на Афоне и в Константинополе. Как бы то ни было, великий князь с епископатом русским и боярами действуют решительно и умеют использовать создавшееся положение. Уния отвергнута, Исидор – в заключении в Чудовом монастыре, а осенью 1441 г. бежит из Москвы в Тверь, где снова попал было за пристава, но и тут выпущен постом в 1442 г., чтобы уехать к великому князю литовскому Казимиру. В Москве же его соборно осудили и низложили авторитетом своей местной иерархии и властью великого князя, а к патриарху Митрофану послали грамоту, где, сообщая об обсуждении собором русских епископов униатских новшеств Исидора, просили греков: «свободно нам сътворите в нашей земли поставление митрополита» собором русских епископов при сохранении церковного общения с Византией[193]
. Но если это послание и дошло до Константинополя, в чем, например, Голубинский сомневается, то там шла своя борьба и было не до русских дел. Но и в Москве по смерти Фотия с новой силой возгорелись усобицы, и только по возвращении себе Москвы и ликвидации смуты Василий Васильевич решился прекратить вдовство митрополии и в декабре 1448 г. избрал «съгадавше с своею материю, с великою княгинею, и с нашею братьею с рускыми в. князьми, и с поместными князьми, и с литовскыя земли господарем великым князем, и с святители нашея земли, и с всеми священникы и духовными человекы, общежители же и пустынными отходникы, с святыми старци, и с… бояры, и с всею… рускою землею» (послание к патриарху, 1452 г.)[194]. Извещая о своем поставлении литовских князей, Иона ссылается на «прежнее на нас повеление святаго царя и благословение святаго и вселенскаго патриарха» (разумея то, что ему обещана была митрополия после Исидора в прежнюю его поездку в Константинополь) и не ссылается на согласие Казимира: эта ссылка явилась позднее, по получении Ионой в 1451 г. «настолной грамоты» короля польского и великого князя литовского на «столець митрополичь киевьскый и всея Руси»[195]. В 1452 г. заготовлена была грамота к новому императору Константину, отвергшему унию, чтобы наладить отношения, «да не пошла», как отмечено на ее списке; события на Балканском полуострове развивались быстро, церковь колебалась в борьбе унии с православием, а в мае 1453 г. Константинополь взят турками.