Опираясь на это положение, Василий приводит «в свою волю» и Новгород, и Псков, и Вятку. Грозный поход на Новгород в 1456 г. привел к уплате крупной контрибуции великому князю «за его истому» и к Яжелбицкому договору, установившему конкретнее принадлежность Великого Новгорода к великому княжению всея Руси: «печати быти князей великих» на государственных актах Новгорода, князю «виры имати» и пошлины по старине, «а коли приведется взяти князем великим черный бор», и Новгороду «дати черной бор по старине» (условие, уравнивавшее сбор дани в Новгороде с условиями его по уделам, когда со всего великого княжения будет сбор); усилена великокняжеская администрация в Новгороде: рядом с новгородскими действуют позовники и подвойский великого князя. Новгородцы обязуются впредь не принимать ни Ивана Можайского, ни Шемякина сына, ни вообще каких-либо лиходеев великого князя. Псков получает князей от руки великого князя и даже впервые «не по псковскому прошению, ни по старине», а прямо по назначению[218]
. На Вятку великий князь в 1458–1459 гг. посылал рать свою, и вятчане «добили челом на всей воле великого князя». В 1456 г. умер рязанский князь Иван Федорович, приказав свое княжение и сына Василия на соблюдение великому князю Василию; великий князь взял княжича и сестру его к себе, «а на Рязань посла наместники своя… и на прочаа грады его» и на волости[219]. С Борисом тверским великий князь заключил договор на равном братстве, о полной политической солидарности: только тут возврат ко временам Донского был Москве не по силам; так обновлен и договор 1461 г. при переходе великого княжества Тверского к Михаилу Борисовичу. За Тверью стояла Литва.Московская власть стала грознее, чем когда-либо во всей Великороссии. Ее приемы стали круче. Незадолго до смерти великого князя группа детей боярских и дворян Василия Ярославича сговорилась «выняти» своего князя «с Углеча ис поиманиа» – и «обличися мысль их и повеле» князь великий их «казнити, бити и мучити, и конми волочити по всему граду и по всем торгом, а последи повеле им главы отсещи». Точно предчувствие Грозного повеяло над обществом русским, и книжник, пораженный жестокостью казни, свершенной в святые дни покаяния, записал, что «множество же народа, видяще сиа, от боляр и от купець великих и от священников и от простых людеи, во мнозе быша ужасе и удивлении и жалостно зрение, яко всех убо очеса бяху слез исполнени, яко николиже таковая ни слышаша, ниже видеша в русских князех бываемо, понеже бо и недостоино бяше православному великому осподарю… и такими казньми казнити и кровь проливати во святыи великии пост»[220]
. А за два года ранее раздражение новгородцев против московской власти чуть не разгорелось открытым бунтом. Во время пребывания в Новгороде великого князя Василия «ноугородци же, ударив в вечье и собравшися ко святей Софеи, свещашася все великаго князя убити и с его детми». Но детей с великим князем было только двое – Юрий да Андрей, и митрополит Иона усмирил новгородцев, указав им на бесцельность их затеи: «о безумнии людие, – говорил он им, – аще вы великого князя убьете, что вы приобрящете? Но болшую язву Новугороду доспеете; сын бо его болшей, князь Иван <…> часа того рать испросивши у царя и поидет на вы и вывоюют всю землю вашу»[221]. Так тяжела стала высокая рука великого князя всея Руси. И митрополит Иона напрасно ссылался на «царя» и его войско. У великого князя были свои татары, да и силы низовские были достаточны для смирения новгородцев.