Глаза у Светланы холодные. Боже, до ледяного ожога холодные!
— Ты! — кричит она. — Всё ты! Конечно, ты! Ты у нас много лет самый главный, ты у нас единственный, тебя надо беречь любить и холить! Минуты не прошло, как ты любимую песню завёл. «Я» и «хочу»! Вот всё, что у тебя в голове! Хочу быть великим, хочу быть единственным и неповторимым, хочу памятник при жизни! А ещё что?
Она бросает синий, с жёлтым солнышком, передник. В мойку! Прямо туда!
— Ещё что? Компенсацию от жизни за годы бедности и унижений? Хочешь, чтобы носили на руках! Хочешь себя, любимого, ублажать!
— Сдурела… Как есть… Стоило на два дня, всего на два дня…
Михаил, поддерживая стул, садится медленно, с трудом сгибая ватные ноги. Шумно дышит, отдувается.
— …в поездку отправится, так уже скандал и разгром в доме.
— Четыре! — кричит в ответ Светлана. — Тебя не было четыре дня!
Она отошла к плите. Она стоит, опустив голову. Кипит бульон, пар идёт от кастрюли.
Шум за окном. Урчит машина, пересекая двор.
— Ну да, четыре, — и Михаил важно кивает в ответ. — Творческая поездка, писательская конференция в санатории… Как его…
Михаил роется в карманах. Достаёт листок из внутреннего кармана пиджака.
— Санаторий «Берёзовая роща», на Клязьме. Я же говорил…
Светлана качает головой в ответ.
— Ты говорил, много чего говорил. Я всё верила… Хотя давно можно было бы догадаться! И звонки эти днём и ночью, и сообщения на автоответчике, и записочки в столе! Хранил их, собирал! И часто названивал по номерам, муж разлюбезный?
Михаил бьёт кулаком по столу.
— Не напоминай! Не смей напоминать! Слушать тебя не хочу! Мой стол, мой письменный стол — святая святых! Запретная территория для всех, включая и тебя! И если уж ты имела бесстыдство копаться там…
Он грозит пальцем жене.
— …Дело прошлое. Ладно, я уж и сам всё забыл. И ведь заметь, простил тебя тогда.
— Господи, — шепчет Светлана, — какой же он дурак! Какой же дурак! Простил… Я ведь не верила тебе. Только теперь понимаю, как давно уже не верила. И терпела, зачем-то терпела всё это. Твоих любовниц… Не отрицай! Твои поездки, встречи, звонки тайком от меня! Всё вытерпела! Запах перегара, даже запах чужой косметики…
Искандеров махнул рукой в ответ.
— У тебя фантазия поболее развита, чем у меня. Может…
Он прыснул, не сдержав пьяный, издевательский смешок.
— …вместе книгу напишем? Триллер под названием «Одичавшая домохозяйка пытает известного писателя»!
И он послал жене воздушный поцелуй.
— Такой сеанс разоблачения устроим — Воланд с Коровьевым позавидуют! И успех гарантирован! А гонорар — на двоих.
И он замер на мгновение, сдерживая икоту.
Светлана посмотрела на него грустно. Холода уже не было в её глазах. Только пустота.
— Очень страшная это штука — пошлость, — тихо произнесла она. — Особенно, если до пошлости и низости докатывается человек, которого когда-то любила… Булгакова ты, конечно, к месту вспомнил. Кого ещё вспомнишь, бывший интеллигент и умница? Новый уровень культуры демонстрируешь? Как это принято называть в определённых кругах: «ниже плинтуса»…
Она перекрыла газ. И включила воду.
— Вылью этот чёртов бульон… Не будет супа, милый, не будет! Не могу, устала!
Михаил качнулся на стуле и недобро посмотрел на жену.
— Иронизируешь, стало быть? Издеваешься? Смотри, Светланка, доиграешься! Я к тебе ехал в самом лучшем настроении, с самыми этими… Тёплыми чувствами! Да, с ними! Захожу, здороваюсь… А тут — в ответ… Глумление сплошное! Я ведь многое прощаю, но кое-что могу и не простить. У меня характер… Сама знаешь! Я ведь когда ангел, а когда…
— Сволочь ты! — ответила Светлана. — Всегда сволочь! Как же противно на тебя смотреть!
Она выбежала из кухни. Но в коридоре остановилась, услышав плеск.
— А мне не нужен твой обед, — забормотал Михаил, собирая резаные кусочки в тарелку. — Я тут и перчиком обойдусь…
Захолодило ступни, вода захлюпала под ногами.
— Вот даёт, дура! — возмущённо закричал Михаил и выронил тарелку. — Воду включила и убежала! А в раковине, между прочим…
Он закрутил кран.
— …Передник этот сток забил! Вода не проходит… Развлечение мне устроила! Сейчас к соседям протечёт, а они у нас скандалисты, сама знаешь. До кулачного боя дойдёт…
Он снял ботинки и зашлёпал по луже в носках.
— …а я не в форме!
Он вздохнул и, держа ботинки в левой руке, правой потянулся за тряпкой.
— Толку от тебя нет… Лучше бы и не готовила!
Внезапная слабость охватывает её.
— Как же хорошо, — шепчет Светлана, прислонившись к стене, чтобы не упасть, — как же хорошо, что я послушала тебя тогда, десять лет назад. Один хороший совет ты мне дал: сделать аборт! Много лет детей не было, мечтали о них — и не было. Тогда, кажется, что-то могло получиться. Но ты и тогда только о себе думал… Не получилось…
Она выкрикнула:
— От таких детей не рожают!
Михаил выпрямился резко, сделал шаг к порогу кухни — и бросил в неё тряпку.
— Дрянь! — сдавленным голосом просипел он. — Это благодарность?! За всё?! Мне… напоминать!
Слюна потекла из уголков его искривлённого истерикой рта. И пугающе, зверино заблестели глаза.
— Ненавижу! Ненавижу!
Не в силах остановиться, он повторял и повторял: