В книге «Общественное движение в России в начале XX века» Мартов подробно описывает финансовое положение большевиков и меньшевиков в 1905 года, показывая, что в бюджете организаций членские взносы играли весьма незначительную роль. Этих взносов сильно не хватало для решения задач текущего момента. Так, Бакинский комитет в феврале собрал 1382 рубля, причём «от рабочих» поступило всего 38 рублей (три процента). Только четырнадцать процентов от общих поступлений в Севастопольский комитет составили членские взносы. В Риге ситуация была несколько лучше: там доля поступлений «от рабочих» составила двадцать два процента. Между тем в Иваново-Вознесенске – твердыне большевиков – членские взносы составили пятьдесят три процента от всех доходов[319]
. Обе фракции получали щедрые пожертвования от состоятельных людей, сочувствующих революции. Но меньшевики, отличавшиеся более свободной организацией, всегда остро зависели именно от этого источника доходов, в отличие от большевиков, стремившихся к тому, чтобы организация жила за счёт членских взносов трудящихся – единственной реальной основы для существования рабочей партии. Сравните это с теми данными, что мы привели выше: почти половину дохода меньшевиков в начале 1905 года сделал один-единственный человек. 15 февраля 1905 года, согласно тому же источнику, доход петербургских меньшевиков составил 247 рублей, «из которых 200 рублей пожертвовал некий сочувствующий»[320]. Что касается Бунда, то здесь ситуация складывалась совершенно иначе. Несмотря на свою политику оппортунизма, Бунд имел хорошо спаянную, централизованную организацию рабочего класса, которой неоднократно восторгался Ленин. Пятьдесят процентов потребностей Бунда удовлетворялись за счёт пожертвований рабочих.В течение всего 1905 года большевики и меньшевики изо всех сил старались удовлетворить спрос на социалистическую литературу. Повсюду ощущалась жажда печатного слова. Рабочие тянулись к знаниям. Те из них, кто прежде проявлял враждебность, безразличие или страх к социалистическим листовкам, теперь нетерпеливо разыскивали своих товарищей, которые, как они знали, в той или иной мере были вовлечены в революционное движение.
«Если раньше их никто не видел, – вспоминает Алексей Бузинов, кузнец Невского судостроительного и механического завода, – а может быть, не хотел замечать, чтобы быть подальше от беды, то теперь все уже знали, что это народ умный и сведущий во всём. Многие рылись в своём прошлом, стали выплывать на свет воспоминания, и оказывалось, что кое-то так или иначе соприкасался с социалистами. <…> Я не помню с их стороны ни одного упрёка, ни личного, ни общего, за прежние угрозы или оскорбления. В отношениях рабочих к ним стало сказываться признание, что социалисты – руководители рабочего движения. К ним прислушивались, о них заботились по-особому, с каким-то грубовато-трогательным добродушием»[321]
.Большевики тоже водили дружбу с состоятельными людьми, которые систематически финансировали партию. Высокопоставленные чиновники, земские либералы, врачи и другие квалифицированные специалисты жертвовали деньги партийной организации, материально поддерживали тех революционеров, которые уделяли своей работе полный рабочий день, и даже предоставляли приют беглецам. Радикализация профессиональных слоёв проявлялась в огромном числе актов солидарности с рабочим движением при поддержке профсоюзов. Так, Союз инженеров и техников избрал большевика Глеба Кржижановского в свой Исполнительный комитет. Многие профессиональные союзы выделяли средства и оказывали помощь рабочему движению в течение всего года. На Первом всероссийском съезде инженеров было принято решение не преследовать рабочих-активистов и не вносить их в чёрный список. В Одессе руководитель одной из крупных типографий неоднократно выручал большевиков в особо трудные, безденежные периоды. Промышленник Савва Морозов в 1903 году передавал через Л. Б. Красина в партийную кассу по 2.000 рублей в месяц. Вдова Красина в биографии своего мужа указывает на то, что он собрал необходимые средства для издания газеты «Новая жизнь» «в основном благодаря щедрости своего работодателя, промышленника Саввы Морозова»[322]
.