– Фред, – уверенно отозвался О’Маллей, – должен заседать в совете старейшин. Назначить старейшиной его следовало сразу по получении диплома. Он идеально подходил бы к такому высокому посту, ибо гордится тем, что умеет решать абсолютно непонятные ему вопросы.
– Не все, Кон, могут быть такими сообразительными, как ты, – обрушился на О’Маллея «ходячая энциклопедия» Филпс. – Наверняка тебе это легче.
– Ты прав, Эммет, абсолютно прав, – признал О’Маллей, кивнув головой в сторону бывшего компаньона. – Ты всегда прав. Меня это почему-то не раздражает. Может быть, потому, что только ты ничего не выиграл благодаря моему падению.
– Я поднялся на одну ступень, – ответил Филпс и повернулся к Вульфу. – Мы все выиграли или выигрываем благодаря неудаче бывшего компаньона, если с треском не обанкротимся. Даже я. Говоря по правде, я не адвокат – я научный работник. Среднего правоведа интересует, как правило, дело, которое он проводит в данный момент. А для меня самый интересный процесс прошел в Вене в 1868 году. Я упоминаю об этом вскользь и только затем, чтобы пояснить: ваше расследование считаю бессмысленным. Наверняка дело выглядело бы иначе, если бы я сам убил Дайкеса и еще двоих. Хотя, наверное, я был бы тогда бдительным, а не заинтересованным. Надеюсь, вы поймете мою прямоту.
Я подумал, что последнее высказывание может пригодиться в будущих беседах с Цией Лондеро, секретарем Филпса. Я немного смог почерпнуть из ее сдержанной характеристики своего шефа. Ция наверняка рада будет узнать что-нибудь новое о нем, если еще не знает этого. Ведь совершенное знание руководителя – обязанность секретаря.
Вульф быстро посмотрел на Филпса.
– Вас раздражают убийства?
– Я не сказал этого. Раздражать – это глагол действия. Я остаюсь равнодушным.
– Но ведь вы живете на доходы от адвокатуры?
– Да. Поэтому я здесь. Я пришел и буду говорить, но прошу не рассчитывать, что вы сумеете меня взволновать.
– Даже пробовать не буду. – Вульф перенес взгляд на О’Маллея. – А вас что сюда привело?
– Лояльность, – ответил О’Маллей и поднял стакан, который я успел вновь наполнить. – Да здравствует лояльность!
– По отношению к кому, к вашим бывшим компаньонам? У меня такое впечатление, что вы не испытываете к ним особой симпатии.
О’Маллей отставил стакан.
– Это говорит о том, как обманчива внешность. Джеймс, Эммет, Луис и Фред – это мои старые приятели. Я охотно пошел бы за них в огонь и в воду. Правда-правда, пошел бы. Разве этого недостаточно, чтобы мне прийти сюда?
– Меня устроило бы что-нибудь более определенное.
– Придерживаюсь другого мнения. Я был человеком талантливым и не лишенным честолюбия. Свои способности я развивал в одном направлении. Речь шла о том, чтобы стать лицом к лицу с судьей и присяжными и, руководствуясь собственными соображениями и сердечностью этих людей, получить вердикт, выгодный для защищаемой стороны. В течение четырех лет я не проиграл ни одного дела и неожиданно оказался перед катастрофой. Не было другой возможности, и я пошел на безумный шаг. Первый и последний раз дал взятку председателю суда присяжных. Дело удалось. В течение нескольких недель я надеялся, что все в порядке. А потом кто-то донес о подкупе. Председатель, взятый в оборот, не выдержал и признался. Из-за недостатка улик меня не осудили как афериста. Голоса присяжных разделились пополам: шесть на шесть. Но меня лишили адвокатских прав.
– Кто сообщил суду?
– Тогда я не знал, теперь у меня есть основание подозревать жену подкупленного.
– Компаньоны знали о вашем шаге?
– Нет. Они не согласились бы на это. Как люди честные, то есть не пойманные на горячем, они были возмущены. Но я не могу отказать им в лояльности. Они помогли мне в защите, которая была, однако, безнадежной. Я человек на редкость способный, но не могу извлекать выгоду их своих способностей. Они годятся только для одного места, куда мне путь закрыт. Кроме того, я заклейменный. Люди, которые могли бы пользоваться моими услугами вне суда, не желают этого. Я банкрот. У меня нет причин цепляться за жизнь, кроме чистого упрямства, а единственным источником доходов стала фирма. Поступления от дел, незаконченных к моменту моего ухода, и разные мелкие поручения. А поэтому процветание фирмы в моих интересах. Вам не кажется это достаточным поводом, чтобы прийти сюда? Заодно могу представить другой. Хотите послушать?
– Если повод не слишком фантастичен.
– Фантастичен? Вот еще! Я жалею бывших компаньонов, которые меня уничтожили, но подозреваю, что один из них убил Дайкеса и тех двух женщин, хотя и не представляю, за что. Я уверен, что вы не успокоитесь, пока не найдете убийцу, и хочу посмотреть, как это будет выглядеть. Вам нравится такая концепция?
– Что ж! Она любопытна.
– Есть еще одна. Я сам убил Дайкеса и двух женщин, хотя и не представляю, за что. Думаю, вы опаснее, чем полиция, поэтому хочу, чтобы вы были у меня на глазах. – О’Маллей потянулся за стаканом. – Вот вам четыре повода. Должно хватить.