– Вы спокойны, но не можете ничего понять… Вы будете слушать меня в том случае, если я приму вашу гипотезу, что надпись на заявлении сфабриковал один из нас, мистер Гудвин или я, подражая почерку Корригана. Вы не захотите меня слушать, если я ее отвергну и представлю собственную гипотезу: надпись действительно фальшивая, но сделана не нами. Я могу говорить дальше?
– Попробуйте.
– Хорошо. Кому-то надо было подбросить мне доказательство, подходящее к линии расследования, которую я выбрал, но он хотел дать такое доказательство и таким образом, чтобы я не сделал вперед ни шагу. Выбор пал на Корригана намеренно, а может быть, и случайно. Автор надписи должен был на кого-то указать. Может быть, он указал на Корригана только потому, что по каким-то причинам этому человеку ничего не грозит. Мне бы не хотелось свалять дурака, раскрыв свои планы. Но я хотел, чтобы вы знали о надписи. Все сделал Рауклифф, а я остался в стороне. Никто в фирме не знает… ОН не знает, как я к этому отнесся. Даже я не имею понятия, ни малейшего понятия, кто автор надписи и чем он руководствовался. Не знаю, но охотно бы узнал и смогу раскрыть это, если ОН вновь начнет действовать. – Вульф развел руками. – Это все, инспектор.
– Я вам не верю.
– Я ожидал этого.
– Ладно, я спокойно выслушал вашу гипотезу. А теперь вернемся к моей. Вы сфабриковали надпись и отдали ее мне. Зачем?
– Мне очень неприятно, инспектор, но я не могу вам ответить, так как вашу гипотезу нужно дополнить еще одной: я сошел с ума. Но в таком случае разговор со мной – напрасная трата времени.
– Конечно, трата времени! – Крамер внезапно встал со стула, забыв о своих миролюбивых декларациях. Незажженную сигару он бросил в сторону моей корзинки для бумаг, промахнулся, попав мне в ногу, и направился к двери. – Мерзкий лживый толстяк!
Я посчитал, что в подобной ситуации имею полное право предоставить гостю самому управиться со своим пальто, поэтому не тронулся с места. Но тут же подумал, что Крамер может выкинуть очень простой трюк, и когда хлопнула входная дверь, я на цыпочках отправился в холл и, глядя в дверной глазок, убедился, что инспектор уселся в свою машину, дверцу которой ему открыл кто-то, сидящий внутри.
Когда я вернулся в канцелярию, шеф, подперев голову ладонями, сидел закрыв глаза.
Я тоже молча уселся. Надеялся, что Вульф не чувствует себя так же безнадежно, как я, но выражение его лица будило другие чувства. Я посмбтрел на часы: два пятьдесят две. Когда я вновь посмотрел на них, было уже шесть минут четвертого. Хотел зевнуть, но решил, что для этого нет достаточных оснований, поэтому подавил зевок.
– Где мистер Веллимэн? – послышался голос шефа.
– В Пеории. Уехал в пятницу.
Вульф пошевелился и открыл глаза.
– Сколько времени продолжается перелет в Лос-Анджелес?
– Десять, может быть одиннадцать часов. Иногда немного больше.
– Когда летит ближайший самолет?
– Не знаю.
– Узнай… Погоди минутку. Были ли мы когда-нибудь в таком тупике?
– Нет.
– Ладно. А эта надпись на письме, чья она? И для чего? Никто не признался: Тебе известен адрес сестры Дайкеса, живущей постоянно в Калифорнии?
– Да.
– Позвони мистеру Веллимэну. Скажи, что я хочу послать тебя к сестре Дайкеса. В противном случае мы отказываемся от проведения дела. Если он согласится оплатить, счет, закажи место на ближайший самолет и собирай вещи. Я тем временем приготовлю тебе инструкции. В сейфе есть деньги?
– Есть.
– Возьми, сколько потребуется. Ты не боишься лететь через весь континент?
– Рискну.
Вульф вздрогнул. Даже короткую поездку на такси он считал поступком смелым и небезопасным.
XIV
На Западе я не был несколько лет. Проспал почти всю ночь и проснулся утром, когда стюардесса начала подавать кофе. Раскинувшийся внизу пустынный ландшафт выглядел несомненно опрятнее, чем местность, где много растительности, и там, конечно, нет проблем расчистки. Однако сверху я видел пространства, где не помешали бы несколько лишних деревьев.
Когда самолет приземлился на бетонной Полосе аэродрома Лос-Анджелеса, мои часы показывали десять минут двенадцатого. Я перевел их на три часа, а затем встал, чтобы по приставной лестнице спуститься на твердую землю. Было душно, но пасмурно. Пока я отыскал свой чемодан и сел в такси, пришлось несколько раз вытирать лицо и шею платком. Как только мы поехали, в лицо мне подул приятный ветерок, но я прикрыл окно, чтобы избежать двустороннего воспаления легких. К слову сказать, местные жители выглядели не такими чужими, как архитектура и растительность. Когда мы добрались до отеля. «Ривьера», пошел дождь. После оплаченного завтрака я поднялся наверх, чтобы принять оплаченный душ. Комната была слишком пестрая, но удобная. Немного пахло сыростью, а из-за дождя я не мог открыть окно. Около одиннадцати, чистенький, выбритый, одетый, я взялся за телефонную трубку.
В справочнике нашел телефон семейства Поттер, обитающего в Гленвиле, на Уайткрист-авеню, 2819.
Я набрал указанный номер и после трех гудков услышал женский голос:
– Алло?
– Могу ли я попросить миссис Поттер? – спросил я любезным, но не чересчур сладким голосом.