Летний ресторанчик на берегу

– Да незачем, девочка, – тихо произнес он. – Нам и готовая еда подойдет. Не хочу навлекать на тебя неприятности.

– Какие еще неприятности?!

– Уверена?

Пройдя через тихую кухню, Эк взял газету и сел у огня.

– Ну ладно, – сказала Флора, вытирая руки чайным полотенцем и ставя в духовку противень с печеньем.

Она никак не могла улучшить положение вещей, пожалуй, ей следовало уйти до того, как все не стало еще хуже.

– Пойду я.

– Куда? – уныло спросил Финтан.

– В «Скалу». Я сегодня ужинаю с Колтоном Роджерсом.

Финтан вскинул голову:

– А они уже открылись?

– Почти. Думаю, они сегодня как раз и хотят устроить пробный пуск.

– А у них уже есть шеф-повар и все остальное? Я слышал… там все просто удивительно.

– Там прекрасно, – искренне ответила Флора.

Финтан встал.

– Возьми меня с собой, – сказал он.

– Тебя не приглашали, – возразила Флора.

– Ах, ну да, там ведь твои важные лондонские персоны. И американцы, конечно. Вы будете там сидеть, попивая шампанское, и хихикать над олухами, которые живут здесь! Ты ведь всех идиотами считаешь!

– Финтан! Прекрати!

– Ладно, обо мне не тревожься. – Финтан мрачно упал обратно в кресло. – Я и здесь посижу.

– Бога ради, Финтан! – взбесилась Флора. – Где твои друзья? Ты ведь молодой и вовсе не урод! Но ты сидишь все время дома, таращишься на свой сыр и ругаешь меня. Да что с тобой происходит?

– На тот случай, если ты не заметила, – откликнулся Финтан, – моя мама умерла.

Эк не обращал на них обоих ни малейшего внимания.

Флора подошла к брату.

– Я знаю, – тихо заговорила она. – И именно тогда мне больше всего были нужны друзья.

– Ну а мои все перебрались на материк, – заявил Финтан. – А я не могу. Ведь не могу?

– Если хочешь, пойдем со мной вечером, – сказала после долгой паузы Флора, вспомнив, что Колтон говорил: «Можешь привести кого-нибудь».

Вряд ли это изменило положение к лучшему. Но Флора не могла оставить брата здесь, с несчастным отцом, чтобы они просто сидели и таращились друг на друга.

– Ты о чем? – уставился на нее Финтан.

– Можешь пойти со мной на ужин, если хочешь.

– Ты серьезно? С Колтоном Роджерсом?

– С Колтоном Роджерсом. И с моим боссом.

Финтана не слишком интересовал ее босс, но он тут же оживился:

– Ты знаешь, что Колтон изобрел BlueFare?

– Знаю. Что-то техническое бла-бла-бла. И еще много чего.

– Ну да.

Финтан посмотрел на свою одежду:

– Мне и надеть-то нечего…

– Должно что-то найтись!

– Надену похоронный костюм, – вздохнул Финтан.

– Не называй его так! – возразила Флора. – Говори – «свадебный костюм». Ты ведь его купил на свадьбу Иннеса, верно?

– Ох, вы о той пародии? – воскликнул Иннес, вваливаясь в дверь вместе с Хэмишем.

Оба совершенно не заметили атмосферы, царившей в кухне.

– Ну нет! Называй его похоронным костюмом, умоляю! – Иннес посмотрел на плиту. – А что у нас сегодня?

– Вообще-то, ничего, – ответила Флора. – Мы с Финтаном уходим. Извините.

– А нам можно?

– Нет. Но через двадцать семь минут будут готовы печенья с тмином.

Глава 24

Флора надела строгое черное платье, но когда посмотрелась в зеркало, то решила, что оно придает ей бесцветный вид, – она стала похожа на призрак несчастного младенца Викторианской эпохи. Но больше у нее все равно ничего не имелось, нужно было поискать что-то такое, что оживило бы платье.

В глубине гардероба хранилась материнская шкатулка с украшениями. Мать Флоры никогда их не носила, ей хватало обручального кольца и пары маленьких сережек-гвоздиков с крохотными бриллиантиками, эти сережки она всегда надевала на Рождество. Но Флора знала, что там есть и парочка предметов, унаследованных матерью, – теперь они, видимо, принадлежали Флоре, хотя она предпочла бы бросить их в печку.

Флора до сих пор испытывала слишком сильные чувства к вещам матери. Но понимала, что это должно когда-то измениться. Следовало помнить о том, что, когда человек умирает, ему не нужны уже те вещи, которые его окружали и имели для него значение.

Но пока что… Да, пока что… Ладно. Она начнет с малого и посмотрит, как все пойдет дальше.

В шкатулке лежало все то, что Флора помнила с детства, с чем играла. Яркая брошка в форме павлиньего хвоста, синие и зеленые перья обрамляла потускневшая серебряная филигрань. На Муре никогда не было павлинов, и бог знает откуда взялась эта брошь: может, ее подарил какой-нибудь богатый дальний родственник из Эдинбурга или один из кузенов, уехавших на Ньюфаундленд или в Теннесси, – подарил, чтобы доказать, что преуспел.

Но откуда бы эта брошь ни взялась, она была прекрасна. Мать Флоры никогда ее не надевала – наверное, считала краски слишком яркими или думала, что вещица чересчур хрупка и, возможно, дорого стоит, хотя об этом Флора ничего не знала. Но это же просто стыд, подумала она, осторожно вынимая брошку, настоящий стыд – владеть чем-то настолько прекрасным и держать его до лучших времен… до лучших времен, которые так и не настали…