Лето, когда ты была невестой

Первым делом король отправился не в свой замок, захваченный Мерзославом (об этом он ещё не знал). Он пошёл к своей любимой Сигвин и, узнав о предстоящей свадьбе, бросился спасать девушку. Ему было известно, что наречённый ей принц на самом деле дракон. И он сожрал бы её в первую брачную ночь, как того требует кровавый драконий обычай.

— Ах! — почти хором воскликнули притихшие служанки, увлечённые сказкой, а портниха нечаянно кольнула цесаревну булавкой. — И что, спас король Сигвин?

Цесаревна молчала, не в силах продолжать.

— Спас, — пришла ей на выручку нянька, — но за это ему пришлось отдать часть своей человеческой души, навсегда обратившись в медведя.

— И что же дальше? — прервала затянувшуюся паузу портниха. — Ведь должен же быть какой-то способ снять это проклятье с короля?

— Да. — Сольгерд сделала глубокий вдох. — Мерзослав согласился снять проклятье, если Сигвин станет его женой. Она должна была сплести из своих волос ошейник и надеть его на шею белого медведя, тогда он вновь станет её любимым королём. Он знал, что найти дикого зверя будет практически невозможно, и надеялся, что Сигвин откажется от этой затеи, оставшись с ним навсегда.

— И что же она? — спросила одна из девушек, — вышла за колдуна?

— Вышла, — обречённо уронила Сольгерд, и девушки вновь не сдержали взволнованного возгласа.

— А что же дальше? — они с замиранием ждали продолжения, — сплела Сигвин ошейник? Спасла короля?

— Сплести-то сплела, — неохотно ответила Келлехерд, — дело не хитрое. А вот как на дикого зверя его надеть, да что с мужем-колдуном делать… — и нянька неодобрительно воззрилась на Сольгерд.

— Она нашла ту самую травницу, которая освободила короля из клетки (он рассказал о ней Сигвин), и попросила сварить для неё яд, похожий на тот, которым Мерзослав отравил отца девушки. А потом незаметно подмешивала его в кубок колдуна в течение многих дней, пока тот не слёг от внезапной болезни и не умер, — процедила Сольгерд. — А после отправилась на поиски белого медведя.

— И сколько она его искала? — шёпотом спросила портниха.

— Три лета и три зимы, — после долгого молчания ответила цесаревна. — Она сносила три пары железных башмаков, стёрла три чугунных посоха, изгрызла три краюхи железного хлеба и в далёкой белой стране нашла своего белого медведя, надела на него ошейник, сплетённый из собственных волос, и он вновь стал её любимым королём.

— А потом?

— А потом они вернулись домой и жили долго и счастливо, — сквозь слёзы закончила Сольгерд.

***

К свадьбе подготовились быстро: из-за недавней кончины цесаря обряд ожидался очень скромный, без традиционного пира. Рейслав и Сольгерд должны были произнести слова ритуальных клятв перед жрецом в священном каменном кругу на вершине холма, а на первую брачную ночь отправиться Дом Душ. Его забор, испещрённый тайными руническими письменами, украсят белыми цветами и кружевными листьями папоротника, перевязанными алыми лентами. Перед порогом разольют вино и рассыплют несколько горстей зёрен, через которые жених должен будет перенести невесту на руках. С калитки позади дома — двери между мирами — снимут заговоренный замок и оставят приоткрытой, если вдруг душа кого-нибудь из рода захочет вернуться в мир в теле младенца.

Утром муж и жена вновь предстанут перед жрецом, опустятся на колени и положат голову на сомкнутые в замок пальцы, а он завершит ритуал, нанеся каждому сзади у основания шеи татуировку, священный символ брака. Тогда их души неразрывно сплетутся в одну — до смерти одного из них.

Наступило утро церемонии. Солнце изредка подмигивало сквозь рваные края фиолетово-серых туч, которые немилосердно трепал порывистый ветер, и быстро пряталось обратно, будто старалось не смотреть на происходящее внизу. Было тепло, душно и влажно — всё обещало грозу.

Сольгерд, бледную, сосредоточенную и отстранённую, искупали в ароматной ванне и облачили в два платья. Нижнее, «ночное», сшитое для неё из тончайшего кружева, с длинными узкими рукавами, плотно обхватывало её шею, грудь и талию, а от бёдер ниспадало широкой невесомой юбкой до самого пола. Верхнее — материнское свадебное, белоснежное, с широкими струящимися рукавами, длинным шлейфом и глубоким декольте. Распущенные волосы убрали от лица, украсив бледный лоб тонким венком из мелких белых цветов.

Пели песни, все сплошь грустные, печальней погребальных. «Всё верно, — думалось Сольгерд, не понимавшей раньше тоскливость обряда подготовки невесты, — погребальные песни веселее, ведь душу за порогом этого мира ждёт весёлый пир, это все знают. А вот что ждёт девушку за порогом отчего дома — не знает никто».

На раскрытых ладонях и закрытых веках невесты рисовали руны, водили посолонь вокруг чаш с вином и зёрнами, которые означали кровь и семя (вечером их выплеснут пред порогом Дома Душ). Благословляли будущее ложе новобрачных и возносили молитвенные призывы к предкам, дабы те почтили своим присутствием этот мир ещё не раз, вернувшись в детях Сольгерд и Рейслава.