Лето сумрачных бабочек

Мама сидела на своём обычном месте, сортируя зелёные кусочки пазла. За выходные она закончила с цветами маков и перешла к зелёному фону поля.

– Посмотри на это, – сказала она, когда я вошла. – Это невозможно. Я пыталась разобрать кусочки, но они почти одинаковые. Я и не подозревала, что существует столько похожих оттенков зелёного.

– Колин, отец Мака, сказал, что встречал меня раньше, когда я была ещё маленькой. – Я вскинула ладони ко рту, но было слишком поздно. Слова уже слетели с моего языка.

– Я пытаюсь собрать сначала тёмную зелень, – продолжила мама, словно не слыша меня. Она даже не обернулась. – Мне кажется, ты не понимаешь, как это сложно.

– Мама, ты меня слушаешь вообще? Хватит болтать про этот дурацкий пазл! Ты слышала, что я сказала насчёт Колина?

– Я тоже могу кое-что сказать тебе про Колина, – отозвалась мама, прижимая пальцы к вискам. – Ему нельзя верить. Он ужасный лгун. Развод с ним – лучшее, что когда-либо сделала Стелла.

– Мама, меня не волнуют Колин, Стелла и их брак. Колин сказал, что в прошлый раз, когда он видел меня в бассейне, я была со своим отцом.

– Что ты имеешь в виду – когда он в прошлый раз видел тебя в бассейне? – Она развернулась лицом ко мне, глаза её метали молнии. – Не говори мне, что ты ходишь в бассейн, Бекки! Зачем ты приходила туда? Ты ведь не собираешься плавать?

Она снова проделывала свой обычный трюк.

– Хватит! Перестань менять тему! Что такого, если я даже и собираюсь плавать? Он сказал, что я была совсем маленькой. И что со мной был мой отец. Мой отец, которого, по твоим словам, я никогда не видела! – Я уже кричала, размахивая руками. – Почему ты мне лгала? Ты лгала мне обо всём! Ты сказала, что он ушёл ещё до моего рождения!

Мамино лицо было ярко-красным. Она оттянула воротник от шеи, как будто он душил её.

– Бекки, я… – Она внезапно согнулась, держась за голову руками. Мне следовало остановиться. Мне следовало осознать, что она не может этого выдержать, но я была на взводе, я была зла и отчаянно хотела знать правду.

– И это ещё не всё! – крикнула я, выбегая из кухни. Я помчалась вверх по лестнице, не в силах остановиться – теперь, когда я уже начала. Я заползла под мамину кровать и схватила коробку. – Я знаю! – прокричала я, сбегая обратно вниз. – Я знаю насчёт фотографии!

Глава шестнадцатая

Я вбежала в кухню с коробкой на вытянутых руках, готовая вывести истину на свет.

Но мама уже не сидела за столом, она неловко, боком, лежала на полу. И не двигалась.

Я уронила коробку и подбежала к ней, схватив полотенце, чтобы подложить ей под голову. Её тело было как-то странно перекручено, ноги лежали под совершенно невозможным углом.

– Очнись, мам, ну же! Пожалуйста, очнись! – Я схватила её за плечи, но она была слишком тяжёлой. – МАМА! – закричала я ей на ухо, но она даже не вздрогнула. Я пыталась вспомнить, что полагается делать в случае таких обмороков. Мы однажды проходили в школе все эти штуки насчёт первой помощи, дыхательных путей и всего прочего, но я не могла вспомнить ни одного пункта. Я снова встряхнула её. Лицо у неё было до ужаса красным и отёкшим. – Очнись, мама, очнись! Пожалуйста, только очнись!

Она слегка застонала, её веки затрепетали. Я подскочила и бросилась в прихожую, чтобы вызвать «Скорую помощь».

– Моя мама потеряла сознание, – сказала я, как только на другом конце провода сняли трубку, а потом зарыдала во весь голос. Не знаю, как я ухитрилась назвать адрес или поведать хоть какие-то подробности, так сильно я плакала. Женщина на том конце линии всё время говорила мне дышать глубже и не клала трубку, пока не приехала бригада. Тон у неё был спокойный, размеренный. Она спросила, как меня зовут и есть ли дома кто-то ещё, кроме нас с мамой, и кому ещё она может позвонить, чтобы сообщить о случившемся, но я ничего не могла ответить.

После этого всё произошло очень быстро. Медики вбежали в дом, надели кислородную маску маме на лицо, уложили её на носилки, одновременно задавая мне кучу вопросов: как её зовут, сколько ей лет, что она ела, пила ли алкоголь и принимала ли какие-нибудь лекарства? Вопросы продолжились и тогда, когда мы забрались в салон машины «Скорой помощи».

Я пыталась объяснить, что это я во всём виновата. Что я нашла у неё под кроватью коробку, и это должно было быть тайной, и что я спросила её о своём отце. Я сказала ещё много всякого о плавании, о Маке и о том, как лгала маме. Слова просто сыпались с моего языка, спутанные и невнятные. Я не могла остановиться. В салоне сидела медсестра. Она сказала, что её зовут Пэм. Она завернула меня в плотное одеяло и прижала к себе.

– У тебя сильный шок, Бекки, – пояснила она, гладя меня по голове. – Всё будет хорошо, вот увидишь.

Как только мы приехали в больницу, маму увезли на каталке. Я пыталась пойти следом, но Пэм остановила меня – она сказала, что мне нужно оставаться с ней, пока маму не осмотрят. Она отвела меня в комнату ожидания и дала мне стакан сладкого чая. Одноразовый стаканчик был обжигающе-горячим.