Лето злых духов Убумэ

– Разве это не классический пример психогенной амнезии? Не ты ли сам говорил об этом прошлым вечером? Чтобы защититься от пережитой травмы, ты сознательно скрывал собственные воспоминания. Но знаешь ли ты о том, как тяжело пришлось тогда окружавшим тебя людям?

Я не понимал, о чем он говорит. Я полностью забыл все, что было после того, как я принес Кёко любовное письмо.

– В тот день ты вернулся в общежитие вечером около одиннадцати – с таким лицом, будто был одержим злым духом, и последующие две недели провел, запершись в своей комнате и ни с кем не разговаривая. Ты ничего не пил и не ел, так что я и Энокидзу, беспокоясь за тебя, каждый день навещали тебя и заставляли что-нибудь поесть. Я даже отвечал за тебя на перекличках в классе. Не говори мне, что ты все это забыл.

– Но я все забыл.

Я действительно ничего из этого не помнил. Нет… у меня было ощущение, что все это правда происходило, и когда мой друг говорил, я вспоминал описываемые им события, но у меня не возникало чувства, что все это действительно случилось со мной.

– Вот она, твоя благодарность… Если б не было нас – тебя, возможно, тоже сейчас не было бы на свете. Ты уже находился на грани распада своей личности, а поскольку ты ничего не рассказывал нам о том, что с тобой произошло, мы ничего не могли для тебя сделать. Однако Фудзимаки-си тогда по какой-то причине упорно настаивал на встрече с тобой. Но ты ни в какую не хотел с ним встречаться, и он поручил мне передать тебе устное сообщение.

– Ч… что в нем было?

– Это уже просто противно. Я же передал его тебе слово в слово. – Кёгокудо, сузив глаза, раздраженно посмотрел на меня.

– Не злись, пожалуйста. Так что он сказал?

– «Спасибо, благодаря тебе моя мечта исполнилась» – вот что он просил тебе передать.

Вот как. Так, значит, он все-таки получил ответ от Кёко Куондзи. Более того, это был, судя по всему, благоприятный ответ. А затем Фудзимаки-си, чтобы сдержать данное мне обещание, как настоящий мужчина, отправился просить ее руки.

– Тогда я спросил его, что это вообще означает, но он лишь пояснил, что ты все поймешь, когда я упомяну тебе про письмо. Сопоставив все обстоятельства, я догадался, что упомянутое письмо не может быть не чем иным, как любовным посланием, – но, когда спросил тебя об этом, ты в ответ лишь застонал – по-видимому, уже тогда ты все забыл.

– Кёгокудо, но почему тебе пришло в голову увязать эти события с тем, что происходит сейчас?

– Как, он же сам рассказал мне, что был влюблен в девушку из семьи Куондзи. И я был тем самым человеком, который посоветовал ему написать ей письмо или как-то еще сообщить о своих чувствах.

«Точно, он сказал то же самое…»

Рассказывая о том, что с того времени потребовался целый год, чтобы прошла моя депрессия, Кёгокудо по очереди открывал и пролистывал дневники.

– А-а, вот оно.

* * *

15 сентября 1940 г. (15 г. эпохи Сёва), воскресенье. Облачно, после полудня ясно.

Душевные терзания. Наконец по прошествии трех дней я закончил письмо, написанное по совету Акихико Тюдзэндзи-куна. Проведя целый день в беспокойстве и растерянности, я наконец решился доверить его Тацуми Сэкигути-куну. Ах, сам я пребываю в такой прискорбной нерешительности, что достоин лишь сожаления.

* * *

16 сентября 1940 г. (15 г. эпохи Сёва), понедельник. Погода неизвестна.

Весь день пролежал в постели, чувствуя себя больным, и даже не посещал лекции. Поскольку не выходил и не смотрел на улицу, не знаю, какая сейчас погода. В настоящее время уже наступила глубокая ночь, однако Сэкигути-кун еще не возвратился. Беспокойство усиливается. Все же не следовало доверять другому человеку дело, которое я должен был исполнить самостоятельно, и теперь я не испытываю по этому поводу ничего, кроме раскаяния.

* * *