Лето злых духов Убумэ

– Я говорил про дневники сорокового и сорок первого года, двадцать пятый и двадцать шестой годы эпохи Сёва. И в конечном счете под рукой у нас нет именно этой важнейшей части, не так ли? Я хочу прочитать его собственную исповедь, а не записи, сделанные его матерью. Все это хорошо для того, чтобы Фудзимаки тайно хранил это в своем сердце, но совершенно не предназначено для того, чтобы мы с тобой это читали.

Кёгокудо быстро выбрал из горы тетрадей несколько дневников, которые, как он счел, были написаны матерью Фудзимаки, и отложил их в сторону.

– Эта добросовестность и тщательность в ведении дневника была изначально заложена в Фудзимаки-си с младенчества и укреплялась по мере его взросления. В конце тридцать третьего года, в восьмом году эпохи Сёва… ему было одиннадцать лет, когда умерла его мать. Даже на смертном одре она продолжала вести этот дневник и в свой смертный час передала его Фудзимаки. Чтобы почтить ее память, он продолжал вести дневник как свой собственный – в течение последующих восемнадцати лет.

В это мгновение листок бумаги, вложенный между страницами одного из дневников, выпал из него и спланировал, трепеща, на поверхность стола. Это была старая фотография. Женщина, одетая в кимоно.

«Кимоно… Рёко Куондзи?»

– Э… это Куондзи…

– Мм? – перебил меня Кёгокудо. – Нет, это фотография его уважаемой матушки. Разве она похожа на дочь семьи Куондзи?

Посмотрев более внимательно, я понял, что ошибся: женщина на фотографии, показавшаяся мне похожей на Рёко, была мне не знакома. Элегантная дама, явно принадлежавшая к высшему обществу, державшая на коленях мальчика – по всей видимости, маленького Фудзимаки-си. Рассмотрев мельчайшие детали, я окончательно убедился в том, что между ней и Рёко нет ничего общего. Однако я не мог избавиться от мысли, что некоторое сходство все же присутствовало. Это было близкое сходство первого впечатления, которое они производили. У женщины на фотографии была та же аура очаровательной, изящной молодой красавицы, которая, возможно, роднила ее и Рёко.

Я поделился с Кёгокудо своим ощущением.

– Это не слишком-то определенно… На которую из них она похожа? На старшую сестру? Или, скорее, на младшую?

– Старшая и младшая сестры очень похожи между собой. Нет разницы, на которую из них она похожа, – ответил я уклончиво.

Нет… неправда.

Черно-белое изображение, запечатленное на фотобумаге.

Это… не может быть Кёко, лишь Рёко.

Кёгокудо поднял фотографию и бережно вложил ее в дневник, из которого она выпала. Почему-то выражение его лица было грустным.

– Гм… нельзя сказать, чтобы у него был Эдипов комплекс или что-то в этом роде, но Фудзимаки-си, которого я знал, действительно очень тосковал по своей матери. Возможно, это усугублялось тем, что в младенчестве он потерял отца и потому еще больше привязался к матери… Может быть, причина того, что он так добивался Кёко Куондзи, заключалась в том, что в чертах ее лица он видел напоминание о своей матери.

Рин… звякнул колокольчик-фурин.

Как по сигналу, на улице принялись хором стрекотать цикады. Некоторое время мы сидели молча.

Кёгокудо убрал со стола груду дневников, зажег сигарету и глубоко затянулся.