Так или иначе, использовав эту непостижимую жизненную силу как фундамент, страна вернулась к мирному существованию, и качество жизни населения стремилось вверх со все нарастающей силой – так же, как тянутся к солнцу молодые ростки бамбука. А затем, когда страна вернула себе богатство и благоденствие, это колоссальная жизненная сила стала постепенно иссякать.
Однако здесь она оставалась. И если здешняя жизненная энергия была той же движущей силой, которая стояла за развитием всей остальной страны, то можно было предположить, что вскоре это место станет таким же чистым и опрятным, как остальные городские кварталы.
«Вероятно, так и будет».
Киба продолжал отрывисто рассказывать:
– Его зовут Гоити Харасава, работает штукатуром, в этом году исполнится тридцать пять лет. Жену зовут Кохару, ей около тридцати… ну-у, я бы сказал, что она красавица. Харасава женился на ней после смотрин – это был брак по договоренности – и не более чем через полгода был призван на военную службу. Его отправили в Бирму. Битва при Импхале[110]
, да уж… Там он получил тяжелые ранения. Ему оторвало ногу и еще палец – как ветром сдуло. Он еле выкарабкался, а когда демобилизовался и вернулся с фронта, то узнал, что вся его семья погибла, а дома больше нет… – Между бровей и на спинке носа у следователя собрались морщины – это было его частое выражение лица. – Тем не менее его жена была жива, и, вновь встретившись, они пролили немало слез. Тронутый до глубины души, он, с трудом превозмогая свою инвалидность, отчаянно принялся за работу. И вот, когда быт стал мало-помалу налаживаться, его жена забеременела. Да-а, они были, наверное, очень счастливы… пока их ребенок не пропал.Киба так достоверно изложил всю сущность второй половины жизни этого человека, будто речь шла о его собственном опыте.
Мне не приходило на ум никакой подходящей ремарки, так что я не вставлял привычных коротких реплик для поддержания разговора и просто молча слушал. В итоге, прежде чем я успел открыть рот, мы уже пришли в нужное место. Это был одноэтажный многоквартирный дом с табличкой с надписью «Ханю». Я не понял, было ли это названием местности или фамилией человека.
– Простите за беспокойство! – громко сказал Киба и открыл раздвижную дверь.
Находившийся в комнате мужчина рефлекторно обернулся. Его налитые кровью глаза были наполнены страхом. Из его руки выпала пачка бумаги, с глухим стуком ударилась об пол и рассыпалась. Это были банкноты. Мужчина – Гоити Харасава – принялся торопливо собирать их, в спешке сминая пальцами.
– Эй, в чем дело? Да ты, как я посмотрю, храбрец!
Не отвечая на слова Кибы, Харасава продолжал собирать банкноты и заталкивать их себе в карман.
Воздух в комнате был кислый – то ли гнили отсыревшие татами, то ли распространилась плесень. Вместо постели и стола возле стены стоял длинный деревянный ящик, на котором лежало несколько журналов. Увидев верхний журнал, я его узнал. Это ведь были…
…«Подлинные истории о сверхъестественном»!
– А, вот как… Так это ты пошел к бульварной прессе! Эти журналисты только и делают, что сочиняют небылицы вокруг полицейских расследований и выбалтывают конфиденциальную информацию. Зачем было так делать теперь? Что в этом толку? Ты ведь сам забрал свое заявление! – угрожающе проговорил Киба и шагнул внутрь. Прямо перед входом был не застланный ни татами, ни досками земляной пол.
Харасава замер, как маленькое животное, почуявшее опасность, и уставился на нас пронзительным взглядом.
– Н‐ну… ну и что с того?! Если вы пришли арестовать меня, то давайте, арестовывайте. Я… я вас не боюсь, так и знайте! Что плохого в том, что я рассказал людям то, что знаю, и получил за это деньги?!
Росшие на его лице густые усы и борода и редеющие волосы на голове делали затруднительным определение его возраста. Ужас в его глазах превзошел уже все пределы, и их выражение стало зверски-свирепым.
– Дурак! Ты что, все еще питаешь злобу к Куондзи?
– Естественно! Они отняли долгожданного ребенка, которым нас вознаградила судьба; вы что, думаете, что я просто смирюсь и забуду об этом?!
– Но если так, то зачем было забирать заявление? Зачем было снимать свои обвинения? И сейчас… зачем было идти в журналы?.. А-а, вот оно что: ты что-то разузнал!
– Если и так, что с того? Я вам ничего не скажу, я не обязан разговаривать с полицией, с… с какой стати!
Харасава небрежно сгреб в охапку журналы, лежавшие на ящике, как орел, налетевший на добычу, но, разумеется, не сумел удержать их, и почти все журналы рассыпались по татами. Их было четыре или пять штук. Названия были разные, но все они принадлежали к одному и тому типу низкопробных касутори.
У каждого на обложке были кричащие заголовки о скандале в клинике Куондзи. Я вновь почувствовал где-то внутри моей головы нарастающий жар. Однако я не ощущал ни гнева, ни удивления. Мои чувства были смешанными и неясными.
– Успокойся, Харасава. Вот что, я снова открыл то дело…
– Что?!
– Я начал повторное расследование дела о пропавших младенцах.
Харасава застыл.
– Что… что ты сказал? – спросил он тихо.