Лето злых духов Убумэ

– Заткнись! Нельзя променять ребенка ни на какие деньги, сколько бы их ни было! Мой… это был мой мальчик!

Я непроизвольно отвел глаза.

Если клиника Куондзи заплатила каждой семье по миллиону иен для полюбовного разрешения дела, то получалось три миллиона иен. И еще миллион за молчание Токидзо и его жены. С такими тратами сколько бы ни было денег, их не хватит. Должно быть, деньги, которые принес в семью Фудзимаки, закончились за один день.

– Вот как… Так вот почему остальные забрали свои заявления в то же время. Куондзи буквально разбросали огромные деньги… другие семьи их взяли, а тебя к тому же предала твоя жена, и из-за этих денег она сбежала, – мягко и доверительно проговорил Киба. – Да уж… Послушай, Харасава, забудь об этой недостойной женщине. Я займусь теми, кто причинил вред твоему ребенку. Так что прекрати шататься по редакциям журналов касутори – это приводит лишь к распространению странных сплетен – и расскажи мне все, что ты знаешь. Я не могу заплатить тебе денег, но обязательно постараюсь разоблачить преступников, и их настигнет справедливое возмездие. Как говорится, «широка небесная сеть, редки ее ячейки, но не пропускают ничего»[111]. Поверь мне.

Харасава некоторое время не отрываясь смотрел на урну. Затем, вытерев слезы рукавом, он обреченно взглянул на Кибу:

– Когда моя жена исчезла и я узнал, что полиция прекратила расследование, я некоторое время не мог работать и все время только спал. Я думал, что лучше б я погиб в Бирме, лучше б мне было просто умереть…

Манера речи Харасавы изменилась. Теперь она выражала покорность Кибе.

– Однако… тогда я очень сильно разозлился и захотел отомстить тому врачу. И стоило мне так подумать, как я уже не мог найти себе места. Использовав скопленные мною деньги на мои «военные расходы», я стал каждый день ходить к разным людям, расспрашивать их и собирать информацию, действуя как следователь. Нет, я не думал, что из этого что-нибудь выйдет. Я делал это, чтобы облегчить себе душу. Только вот…

– Только вот что?

– Случайно я встретился с той медсестрой в одном кабаке в Икэбукуро.

– С медсестрой?

– С женщиной по имени Сумиэ, которая присутствовала при родах моей жены.

– Сумиэ? Сумиэ Тода?

– Да. Тода сказала… что она отправилась на некоторое время к себе домой в Тояму, но затем вернулась.

Выражение лица Кибы стало жестким. Наверное, это была одна из тех медсестер, чье местонахождение было неизвестно.

– Я ловко сошелся с Сумиэ. Она всегда ходила пошатываясь, будто постоянно пила саке, и ее истинные чувства и характер невозможно было понять, но за несколько встреч мы очень сблизились и она многое мне рассказала. По словам Сумиэ, в действительности мой ребенок…

– Ты хочешь сказать, что он был жив, когда родился? Что это не было мертворождением?

В ответ на вопрос Кибы Харасава бессильно кивнул.

– Сумиэ было поручено искупать его после родов. Однако на следующий день после рождения ребенок исчез. Если верить рассказу Сумиэ, Ку… дочь Куондзи его украла. А затем… у… убила… убила его.

Это было роковое свидетельство. Мой пульс участился. Заголовки из журнала «Подлинные истории о сверхъестественном» неотступно крутились в моей голове:

Кисимодзин, пожирающая младенцев!

Похищающая чужих детей, чтобы сцеживать их теплую кровь и вытапливать жир…

Похищающая чужих детей…

Харасава бессмысленно смотрел в пространство; его лицо представляло из себя бледную маску.

– Прямо… прямо посередине лба у него была большая родинка, это был здоровый маленький мальчик… так сказала Сумиэ. Услышав это, вы, господин следователь, данна, – вы бы поверили в то, что мой мальчик был мертворожденным?

– Что ж… все четыре медсестры, которые присутствовали при рождении исчезнувших детей, покинули Токио и исчезли. Благодаря тому, что все вы забрали свои заявления, я не мог заниматься их поисками и вести расследование…

– Сумиэ рассказала мне, что все ее коллеги получили деньги и были отосланы в родные места. Сумиэ тоже получила двести тысяч иен, и сверх того ей помогли с трудоустройством на новом месте, но, по ее словам, ей совершенно не подходила жизнь в сельской местности и она вернулась.

Если одной медсестре было выплачено двести тысяч иен, то на четверых это получалось восемьсот тысяч. Таким образом… они истратили почти все деньги Фудзимаки.

– На самом деле у той женщины была особая причина, чтобы вернуться в Токио, – сказал Харасава, глядя в пол. На его губах возникла кривая усмешка, полная самопрезрения.

– И что это было?

– Это было лекарство. Наркотик. Она была наркоманкой. Всегда ходила пошатываясь, словно во сне…

– Наркотики? Филопон?

– Я тоже сначала так подумал, но это было другое. Вы ведь, господин следователь, тоже служили в армии, верно? Филопон обостряет все чувства, с ним вы все время настороже, в состоянии боевой готовности… Она была другой.

– Так, значит, она была наркоманкой… Однако кто снабжал ее подобным лекарством?