Мои раздумья были прерваны неожиданным признанием Рёко:
– Я всегда хотела изучать классическую литературу… Лишь когда читала средневековые произведения, я могла отвлечься от реальности.
Она бросила взгляд на книжный стеллаж рядом с ее кроватью. За стеклянными дверцами этого маленького стеллажа действительно виднелся ряд подобного рода книг. И это были не те тексты, которые мог бы для развлечения или отдыха читать непрофессионал. Знаменитые «Удзи сюи моногатари», или «Рассказы, собранные в Удзи», написанные в эпоху Камакура[115]
, древнейший сборник буддийских рассказов «Нихон рёики», или «Японские легенды о чудесах», а также составленное в эпоху Хэйан «Кондзяку моногатари-сю», или «Собрание стародавних повестей»… эти названия мне еще были известны, но остальные я не смог бы прочесть без помощи Кёгокудо, такими сложными иероглифами они были написаны, – и уж тем более не представлял, в какое время они были созданы и каково было их содержание.– Но, размышляя об этом теперь, я понимаю, что это было всего лишь бегством от действительности. Можно подумать, что мир, в котором хозяйничали и всячески вредили людям мстительные духи умерших –
«Младшая сестра. Кёко Куондзи».
Хрупкая шея Рёко повернулась, и она посмотрела на стену.
– Младшая сестра была жизнерадостной и пользовалась популярностью, она всегда блистала. Прикованная к кровати, я слушала рассказы сестры про школу, про то, как она ходила в гости к друзьям, про их развлечения, и радовалась. Я гордилась ею – она всегда была полна энергии. Наши родители, видя это, начали возлагать надежды на будущность семьи Куондзи на младшую сестру, а не на меня – слабую и болезненную старшую. Нам казалось, что младшая сестра обязательно станет той, кто прервет нашу зловещую и отвратительную карму. Что же касается меня, то я чувствовала, будто с моих плеч сняли возложенный на меня тяжелый крест и что я должна принять это с благодарностью.
Сказав так, Рёко тихо высвободила ноги из-под шерстяного одеяла, села на краю кровати и закрыла лицо ладонями.
– Однако результатом всего этого стала нынешняя трагическая ситуация. Я больше не могу смотреть на то, как моя младшая сестра слабеет, становится изможденной и безобразной. Если это по вине проклятия, довлеющего над семьей Куондзи, то разве состояние моей младшей сестры – это не то, что на самом деле должно происходить со мной? Это проклятие. И я, и моя младшая сестра, и весь род Куондзи – все мы прокляты. Этому нет иного объяснения… я…
И Рёко заплакала.
Плачущие люди некрасивы… так я раньше думал.
Однако плачущая Рёко…
была прекрасна.
– Сэкигути-сама… – проговорила она и бросилась в мои протянутые к ней руки.
Я заключил ее в объятия. Прижавшись лицом к моей груди, Рёко продолжила плакать.
Как некогда раньше, я вновь обнимал эту женщину.
Нет, это было безумной фантазией.
Смутным воспоминанием словно из далекой прошлой жизни, и все же – поистине обольстительной, эротической безумной фантазией.
Я медленно сомкнул вокруг нее руки, вбирая в себя тепло ее кожи.
– П… простите меня… я… – Хотя Рёко так говорила, она не пыталась от меня отстраниться.
«И все же я знаю ее. Я знаю эту женщину».
– Как в занимательных рассказах
– Что?
– Пожалуйста, освободите меня от этого проклятия.
Наконец ко мне вернулся рассудок. Я отстранился от Рёко.
– Увы, я не колдун и не занимаюсь изгнанием злых духов. Не говоря уже о…
Я крепко сжал Рёко за плечи.
Мой взгляд скользнул вниз от ее подложечной ямки и лишь на мгновение задержался на ложбинке между пышными белыми округлостями ее грудей.
Я с силой встряхнул Рёко за плечи.
– Рёко-сан, у меня есть идея. Завтра – завтра
– Сэкигути-сама?..
– Завтра я с вами свяжусь. – Сказав так, я, не попрощавшись, выбежал из комнаты.
Прямо за дверью стояла старшая госпожа Куондзи, выглядевшая ошеломленной. Возможно, она беспокоилась и хотела узнать, что происходило в комнате. Но я больше не мог обращать внимание на подобные вещи.
На улице уже стемнело. Лес Дзосигая был погружен в смоляную черноту – такую плотную, что я не мог увидеть мою собственную руку, поднесенную к лицу.
Я бросился бежать.
Я мчался во весь дух вверх по головокружительному склону. Стояла глубокая безлунная ночь.
5