Лето злых духов Убумэ

Отстранив ее, я прошел в дом. Коридор был в таком состоянии и усеян таким количеством мусора, что ботинки можно было бы и не снимать, но я на всякий случай переобулся в приготовленные для посетителей тапочки. Подумав о том, сколь очевидно подобное действие не соответствовало ситуации, я немного покраснел от смущения.

– Вы идете в комнату к моей дочери… к Рёко? А может быть, вы с ней… Рёко и вы…

– Оставьте эту странную и несправедливую подозрительность, – резко возразил я, подумав, что так ответил бы на моем месте Кёгокудо.

Мне ни разу не пришла в голову мысль о том, что я мог заблудиться. Если не думать об этом, то и не собьешься с пути. Оказавшись перед комнатой, которая, как я полагал, была комнатой Рёко, я без единого колебания постучал в дверь.

– Это Сэкигути. Можно мне войти?

Прежде чем я услышал ответ, моя рука уже повернула круглую дверную ручку, и дверь открылась.

Рёко сидела в кровати. Под легкой пижамой возле ее левой груди просвечивал влажный компресс или какая-то лечебная припарка.

Как же больно было смотреть на это…

– Сэкигути-сама…

То ли оттого, что она плакала, то ли от оттого, что спала, вокруг глаз у нее были совсем небольшие припухлости. Из-за них она выглядела иначе, нежели когда носила свою всегдашнюю маску печали.

– Прошу прощения за беспокойство. После того как я подобным образом к вам ворвался, вы, возможно, будете думать, что я – человек, не имеющий никакого представления о хороших манерах. Но у меня мало времени. Могу ли я войти?

Рёко кивнула.

Это была скромная комната. Я никогда раньше не бывал в комнате у незамужней девушки, поэтому мне было не с чем сравнивать, но ее комната показалась мне унылой и однообразной: она была совершенно лишена какого бы то ни было декора. Рёко попыталась встать с кровати, но я протянул руку, чтобы остановить ее, и сел на стул, стоявший сбоку от кровати.

– Камень… попал мне в грудь. Это всего лишь ушиб, кости не были повреждены, но у меня слабое сердце, поэтому…

– Я очень сожалею. Простите меня. У меня не хватило сил ничего для вас не сделать. Увы, именно в самое неподходящее время эти журналы…

Два журнала касутори, о которых я говорил, лежали на стоявшем подле ее изголовья буфете.

– Их сюда подбросили.

– Вы их читали?

– Да, – сказала Рёко, но больше ничего не добавила.

В глубине души мне была невыносима мысль о том, что она должна была чувствовать, читая те отвратительные истории.

– Полиция зашевелилась. Они начали расследование заново – к тому же не по делу Макио-сана.

– Это… дело об исчезновении младенцев?

– Да. Сначала полиция заинтересовалась странной смертью медсестры по имени Сумиэ Тода, которая здесь работала. Вероятно, расследование начнется с нее.

– Когда?..

– Я выиграл немного времени, но это всего лишь один завтрашний день. Если в течение этого времени мне не удастся выяснить действительного положения вещей, то этим займутся представители властей… если так случится, то и дело Макио-сана, и дело о пропавших младенцах – все, что они найдут относящимся к расследованию, – будет, скорее всего, одновременно предано огласке. И это напечатают не в подобных низкопробных журналах, а в газетах. Даже если ваша семья ни в чем не виновата, она будет уничтожена.

– Моя семья уже уничтожена, – сказала Рёко. – Я больше не понимаю, во что мне следует верить. Может быть, то, что написано в этом журнале, – правда. Такие мысли меня тоже посещают. Нет, если так, то лучше уж… если мы, если моя семья – это не боящиеся Небес бесчеловечные преступники… я призна́ю это и буду счастлива, если нас приговорят к смертной казни.

На лбу Рёко выступила вена. Между бровей появилась страдальческая морщинка.

– Рёко-сан, вы обратились ко мне с просьбой. Я все еще исполняю порученную мне работу. Я не могу махнуть на все рукой и сдаться. Только…

– Только… что?

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду о том, что знаете. Мне слишком многое неизвестно. Я думаю, что из-за этого я бессмысленно ходил кругами. Вы… вы не лгали?

И вот теперь – чем я был лучше Энокидзу?!

Рёко отвернулась и прижала правую руку к своей левой груди.

– Что касается происшествия с младенцами… конечно, я слышала то, что говорили люди, и мне также было известно, что приходила полиция, но… полагая, что это не имеет прямого отношения к тому делу, с которым я к вам обратилась, я не стала об этом рассказывать. Да я ведь и не знала действительного положения вещей… только… – То ли из-за того, что у нее болела рана, то ли заболело сердце, страдальческое выражение на лице Рёко стало еще отчетливее. – Если я и солгала о чем-то, что могло иметь решающее значение… то лишь о ночи происшествия.

– Что?! – воскликнул я, хотя это было именно то, что я больше всего ожидал услышать.

– Если честно, то я не знаю, где была в ту ночь.

– Не знаете?

– Как и моя младшая сестра, я не помню.

Я был глубоко потрясен.