Лев Бакст, портрет художника в образе еврея

Следующим этапом в этом «триумфальном восхождении» стал роман Левушки с французской актрисой Марсель Жоссе, выведенной в том же романе под именем Люсьен Маркаде. Родившаяся в 1855 году (и бывшая, стало быть, на 11 лет старше Бакста), она в течение года – с сентября 1892-го до августа 1893-го – служила во французской трупе Михайловского театра. В этот период она с Левушкой и встретилась. Что мы знаем об этой женщине?[211] В начале своей театральной парижской карьеры Марсель играла в Буфф де Пари (1887), а с 1890 года в театре, основанном знаменитой актрисой Вирджинией Дежазе (1798–1875), покровительницей драматурга Викторьена Сарду, известной «королевой водевиля» и самой остроумной гризеткой Парижа, словечки и анекдоты которой могли бы составить целый сборник. Непосредственно перед своим приездом в Петербург Марсель, воплощавшая тот же тип парижской актрисы эпохи расцвета бульварного театра, играла в Театре у Сен-Мартенских ворот, то есть там, где тогда же играла и Сара Бернар (1844–1923). Именно там в 1897 году впервые был поставлен Сирано де Бержерак Эдмона Ростана. Газета Галуа

за 2 августа 1892 года писала, что мадмуазель Жоссе играла «очень просто и очень трогательно» и что вообще она является крайне талантливой актрисой труппы вышеозначенного театра, где особенно отличается в роли Марьяны Вотье в драме Адольфа Филиппа Дэннери и Эжена Кормона Две сироты[212]. Действие этой популярной бульварной мелодрамы – изображавшей трагическую судьбу двух сестер-провинциалок в Париже – происходило незадолго до Французской революции. В конце пьесы ее героиня Марьяна, жертвуя собой, подменяла одну из сирот, незаслуженно обвиненную и приговоренную к ссылке в Луизиану. В прессе Марсель Жоссе в этой роли хвалили за наличие как драматического, так и комического таланта. Но в особенности стала она известной благодаря способности с редким остроумием интерпретировать рискованные, гривуазные ситуации[213]

.

В художественно-юмористическом журнале Стрекоза за 10 января 1893 года мы находим ее погрудный портрет: гордо посаженная кудрявая головка, живое, средиземноморского типа вытянутое лицо с крупными чертами и большими глазами: мы знаем, что Марсель была по происхождению испанкой. В ней нет и тени кокетства, но зато чувствуется весьма задорный темперамент. В полный рост, с веером в руке позирует она на фотографии из Петербургского музея театрального и музыкального искусства[214] (илл. 4) и на многочисленных надписанных поклонникам фотографиях, которые до сих пор попадаются у букинистов[215]

. В Стрекозе Марсель названа «симпатичным дарованием». А вот как писал о ней Бакст: некрасивая, mais pire que belle[216], квинтэссенция Парижа, вся нерв, вся ум и смех[217]

, остроумная бесстыдница[218]. В момент встречи с Бакстом она была официальной любовницей князя Александра Ивановича Урусова (1843–1900) и воплощала в Петербурге бель-эпок раскованную, эмансипированную парижанку-содержанку.

Версия Левинсона

В книге Левинсона, представляющей версию Бакста, хронология еще более запутанна. Этому периоду в жизни своего героя Левинсон посвятил главу, названную им «Неудачное начало». Глава открывается обретением Левушкой «свободы» от Академии художеств, а заканчивается знакомством в Александром Бенуа. Между этими двумя событиями располагаются история дружбы с художником-карикатуристом, учеником Репина Шпаком; знакомство с Альбертом Бенуа; работа в качестве учителя рисования при дворе великого князя Владимира Александровича; жизнь в Париже и тамошняя дружба, превратившаяся в некоторый род ученичества, с финским художником Адольфом Альбертом Эдельфельтом; официальный заказ на картину «Въезд адмирала Авелана в Париж»; и, наконец, возвращение в Петербург. Ни слова о Канаеве, ни слова о Бенкендорфе. Ни слова о французской актрисе. При этом отношения со Шпаком и с Эдельфельтом идеализированы, описаны как «серьезные»: это преданные своему делу подвижники, страстно и незаинтересованно служащие искусству. Шпаку, о котором Бенуа не упоминал вовсе, посвящена, например, целая страница: «Отягощенный свободой, он [Лев] нашел себе то, чего ему более всего недоставало: друга. ‹…› Он руководил Бакстом в его поиске мотива, подбадривал его в непосредственном наблюдении за природными явлениями, научил его уважению к „профессии“»[219]. Эдельфельт (1854–1905) описан как выдающийся человек, «которому было дано подготовить в своей стране взлет национального искусства, просветив его французским влиянием»[220].