Лев Бакст, портрет художника в образе еврея

Вот в какую атмосферу Бакст погрузился по приезде в Париж. Подруга его не могла не способствовать его интеграции во французское общество. Живя с ней, он не только говорил по-французски, но и думал, и жил как парижанин. Мы видели уже, в каком изысканном месте построила Марсель свою виллу. Она знала многих деятелей театра, культуры. Еще в 1892 году, незадолго до отъезда в Петербург, она сыграла, например, роль андрогина Элохила в пьесе Сын звезд (халдейская пастораль)

символиста и мистика Жозефа Пеладана. Эта стилизованная мистерия – предвещавшая пьесы Д’Аннунцио – не была принята ни театром Французской Комедии, ни Одеоном, а была разыграна на собрании общества Розенкрейцеров, основанного Пеладаном. Членами этого общества были композиторы Эрик Сати и Клод Дебюсси. Марсель, служившая тогда в Театре у Сен-Мартенских ворот, играла в пьесе явно по дружбе. Можно предположить, что на вечерах у Марсель в Париже и на вилле «Силенцио» Бакст завязал немало знакомств, которыми пользовался затем в течение всей своей жизни; что он обсуждал с этими новыми друзьями события политической и культурной жизни Франции. Кроме того, общался он, по собственному признанию, и «с простым народом» – на парижских улицах, в кафе, бывших своего рода политическими клубами: «Париж пуст, – писал он другу Шуре, – растакуеры шныряют по бульварам, в воздухе пахнет очень странно: боюсь ошибиться, но, прислушиваясь и говоря с простым народом, не могу заметить особого энтузиазма к нынешнему правлению, хотя все было сделано, чтоб подладиться ко вкусу Франции и ее сильной демократии. Фор – кожевник, рабочий – утрированный, конечно, и на пути опрощения президента идти уже дальше некуда… Но и это не помогает, боюсь думать и странно сказать, но Франция, кажется, жаждет короля, сильной давящей власти, импонирующего правления, солидного представительства перед другими державами»…[256]

. Это письмо было отправлено 20 июля 1895 года[257]

; Феликс Фор был избран президентом за шесть месяцев до того, в пику представителю левого фланга Анри Брессону. Поддержан был Фор, несмотря на его скромное происхождение, именно монархистами. Фор в дальнейшем способствовал углублению союза Франции с Россией[258]

, а также развитию колониальной политики Франции. Таким образом, как мы видим, Левушка прекрасно разбирался в происходящем вокруг него и выражал настроения левого фланга, критиковавшего политику Фора.

Интерес к Баксту как «русскому», да к тому же «русскому еврею», мог быть в парижских кругах повышенным по причине русско-французского альянса, заключенного 17 августа 1892 года. Это был военный союз, подтвердивший предварительный экономический. Такой союз стал для Франции дипломатической победой: он означал выход из политической изоляции. Россия стала первым союзником Франции со времен революции. По иронии судьбы одно из самых отсталых в политическом отношении государств Европы того времени первым признало французскую демократическую республику – дитя Французской революции.

В октябре 1893 года, в рамках празднования франко-русского союза российская Балтийская флотилия прибыла с визитом в порт Тулона. Руководил эскадрой русский адмирал финского происхождения Федор Карлович Авелан (1839–1916). Русские моряки были встречены в Тулоне французским министром морского флота Анри Рюнье и направились в Париж, где им была устроена пышная встреча. Французская пресса была наводнена восторженными отзывами, статьями и рисунками, изображавшими торжества и народные гулянья. В день встречи в Париже русская делегация под руководством Авелана въехала в Булонский лес, где их принимал мэр 17-го округа; обед был накрыт в Зале для праздников Ботанического сада, а к трем часам кортеж отправился на прогулку по Парижу, проехал по левому берегу, остановился у лицея Бюффон и у мануфактуры Гобеленов. Город был украшен трехцветными флагами и транспарантами. На площади Италии в честь русских моряков в небо взмыли две тысячи голубей. Оттуда – на правый берег, где моряки посетили главный рынок, Чрево Парижа; там их угощали вином. Потом – на площадь Бастилии, прокатились по улице святого Антуана и Риволи, снова на левый берег, до Сорбонны и Латинского квартала… Банкеты, в том числе в присутствии президента республики Сади Карно, продолжались несколько дней. В газетных зарисовках в журнале Иллюстрация мы видим встречу на Лионском вокзале, триумфальную арку на площади Сен-Жермен, адмирала Авелана в разных видах и позах, гала-концерт в Опере. Но ни слова, ни звука о том, как русскую делегацию принимали на площади Республики! А была ли она там вообще? Тем не менее именно там поместил Бакст свою сцену народного ликования. Что же в его картине на самом деле происходит (илл. 3)?