Лгунья

— Мари–Кристин Масбу? – спросил высокий в кожаной куртке, и я не сделала ни малейшей попытки возразить ему. Почему бы на несколько дней не одолжить у Крис ее имя, покуда я не наберусь мужества? Ей оно уже не понадобится. Я решила не говорить им ни правды, ни лжи. Пусть они мне сами все скажут, думала я. Пусть сами решают. А у меня на коленях пусть лежит открытая газета – по крайней мере, хоть в чем-то я поступлю честно. Если они того пожелают, то смогут запросто увидеть снимок; смогут прочесть статью. Захотят – поймут. Я же буду соглашаться со всем, что они скажут. Это проще всего.

Высокий, лысеющий полицейский присел на кровать. Он понял так, что я двигалась к югу от Кале, верно? По–английски он говорил очень недурно. Могу ли я сказать ему, куда я направлялась, или у меня до сих пор проблемы с памятью?

— Нет, – сказала я. – Я очень хорошо все помню. Я ехала в Фижак.

По крайней мере, буду отвечать как можно правдивее, подумала я.

— В отпуск? – спросил он. Это даже не было вопросом. Он просто хотел, чтобы я подтвердила то, что он и так считал непреложным фактом, поэтому я ничего не ответила. Меня охватило приятное безразличие, словно все это происходило с кем-то другим.

— А как насчет вашей семьи? – спросил он. Я встревожилась.

— Какой семьи?

Полицейский взглянул на меня с удивлением. Мы тупо смотрели друг на друга, как будто он употребил совершенно неподходящее слово. На секунду я вообразила, что под «семьей» он подразумевал Тони, а потом поняла, что речь шла, разумеется, о семье Крис.

— Вашей семьи, – повторил он с легкой запинкой, словно заподозрил, что и в самом деле употребил неверное слово. – Есть у вас кто-то, кого мы должны известить?

Я покачала головой.

— Нет, – сказала я. – Никого.

Он протянул руку к маленькому, приятной наружности полицейскому, который вручил ему пакет.

— Мы попытались сделать запрос у британских властей, но они не сумели найти ближайших родственников. Есть у вас родные в Англии?

Я издала неопределенный звук и улыбнулась.

Он вытащил из пакета два паспорта.

— Подтвердите, если сможете, ваши ли это документы.

Он передал мне один из паспортов, открытый на первой странице. На странице справа была приклеена нечеткая фотография Крис. Я поняла, что это Крис, хотя с тем же успехом это мог оказаться кто угодно – кто-то очень молодой и серьезный, с некрашеными каштановыми волосами до плеч и пухлым лицом.

— Старая фотография, – заметила я.

— И не слишком хорошая, – сказал лысеющий.

— А мне кажется, неплохая, – возразила я.

Он смешался, а может, смутился.

— Нет, я хотел сказать, что она… – Он поморщился в поисках подходящего слова, и я ему помогла.

— Не слишком похожая? – подсказала я. – Да, давно это было. – Я взглянула на расплывшуюся дату штампа. Указала на то, что, когда делали снимок, я была намного моложе. И, правда, намного. На девять лет. Мне было двадцать семь, а Крис, стало быть, двадцать три. – С годами лица меняются.

Второй, невысокий, покачал головой:

– Les yeux, – пробормотал он. – Les yeux, ils ne changent jamais [43].

— Трудность, конечно, с ростом, – лысеющий указал на графу, где рядом со словами «Рост/Taille было написано: «5 ф. 4 д.». – Пять футов четыре дюйма, – сказал он.

– Cent soixante-cinq centinmtres [44], – сказал другой.

Они озадаченно на меня уставились, пытаясь на глаз определить мой рост.

Я пожала плечами и улыбнулась им. Мне было все равно. Пусть что хотят, то и думают.

— Здесь ошибка? – предположил лысеющий. – Сколько в вас? Cent soixante-quinze? [45]

— Пять футов семь дюймов, – сказала я. Они переглянулись.

— В паспортном столе ошиблись?

— А вы так и не исправили?

— Не подумала, что это может быть важно.

— И у вас никогда не возникало проблем с властями?

— Нет, – сказала я. – Никогда.

Они с недоверием качали головами, удивляясь недосмотру чиновников из паспортного стола.

— Вас никто не останавливал?

— Нет.

Лысеющий сказал:

— Вы должны будете это исправить, мадмуазель. Как только вернетесь в Англию.

— Хорошо, – послушно сказала я. – Ладно, исправлю. Первым же делом.

Лысеющий – по–моему, его звали Пейроль, что-то вроде этого – забрал у меня паспорт и дал мне другой: тонкий, гостевой. Я открыла его. И чуть не рассмеялась. С разворота на меня смотрела совсем недавняя фотография Крис. Я ее мгновенно узнала. Светлые крашеные волосы колечками, лицо более худое и резкое, чем на раннем снимке. Она улыбалась. Слева на странице я прочла: Кэтрин Анжела Хьюис. Возраст – 30 лет. Особые приметы – не имеет.

— Это та самая девушка, которую вы подвозили? – спросил Пейроль.

— Да, – сказала я. – Это она. – Это была первая серьезная ложь. Потом маленький, симпатичный, произнес нечто настолько непонятное, что мне ничего не оставалось, кроме как продолжать врать.

— Теперь о деньгах, – сказал он. – Расскажите нам о деньгах.

— О деньгах?

Глаза его стали острыми, как булавки. Его апатию как ветром сдуло. Все его внимание было сосредоточено на моей особе.

— О деньгах в машине.

— Каких деньгах? – тупо повторила я еще раз.

— Мы нашли огромную сумму английских денег, спрятанных в вашей машине.