Лгунья

Выражение «подвернется», употребленное в таком контексте, не входило в лексический запас доктора Верду. В результате мы углубились в обсуждение бесчисленных фразеологических оборотов со словом «подвернется»: подвернуться под руку; все, что подвернется; первый подвернувшийся; подвернуться кстати. Он посетовал на то, что в употреблении английских предлогов нет никакой логики, их невозможно запомнить. Я возразила, что как раз английские предлоги очень логичны, а французские используются совершенно произвольно. Чем глубже мы погрузимся в грамматику, рассчитывала я, тем скорее он забудет об этой моей семье из Фижака.

Однажды утром пришли две медсестры и по длинным коридорам отвезли меня в кресле в кабинет, где доктор Верду снимал мне швы. У меня было пятьдесят четыре шва только на голове и лице. Напоследок меня еще заставили пройти на костылях до лифта. Боль адская. Пока я доковыляла до двери лифта, я вся дрожала, меня тошнило, а они, похоже, остались очень довольны. Все заживает, сказали они. И с тех пор заставляли меня ходить каждый день. Ноги, живот, ягодицы – после этих мучений все ныло от усталости, иногда острая боль пронизывала ребра; но я рассуждала так, что если они правы, утверждая, что я быстро иду на поправку, то мне необходимо как можно скорее встать на ноги. Безмятежная жизнь кончалась, полиции не потребуется много времени, чтобы меня раскусить. Пора сматываться, и чем скорее, тем лучше.

Когда я уже приспособилась ходить на костылях и лицо мое покрылось твердыми сухими корками, в палату как-то утром вошла сестра Мари Тереза с двумя чемоданами и сумкой. Из ее упрощенного до предела французского я уяснила, что полиция оставила их, чтобы я проверила содержимое. Я сидела на кровати и перебирала вещи из сумочки Крис, старательно делая вид, что вижу их не впервые. По сравнению со всеми моими сумочками, в этой царил удивительный порядок. Здесь был кошелек, полный денег – денег и вправду было довольно много, восемь тысяч франков (я пересчитала), – и еще одна сумочка поменьше, где лежали зеркальце, карандаш для ресниц, тушь и помада. Была чековая книжка, гарантийный дорожный чек, кредитная карточка, водительские права, все бумаги, связанные с прокатом машины, международная водительская лицензия, почтовая открытка, ручка, щетка для волос, солнечные очки и какие-то ключи. Все. Никакого мусора, никакого песка на дне, никакой мелочи вперемешку с грязными леденцами и скомканными квитанциями. Сумка была совершенно безликой. Я прочла открытку. Ни штампа, ни адреса. Там было написано: «Воспользовалась твоим советом. В Кале. Позвоню дяде Ксавье, когда доберусь до Фижака. Крис».

Обоим чемоданам здорово досталось во время аварии. Они были продавлены и перевязаны бечевкой. В них оказалась только одежда, обувь, краска для волос и тому подобные личные вещи.

– Bon, – сказала я сестре Мари–Терезе. – C'est tout

[47]. – От этого вранья стало немного не по себе: словно я сделала что-то неприличное.

Она улыбнулась и унесла чемоданы. Я сидела у окна, держа на коленях сумку Крис. Она доставила мне нежданную радость, эта сумка, как будто посмертный подарок. Мне придется вернуть Крис ее имя, но подарок я имею право оставить у себя. Кредитные карточки, водительские права, все, что связано с именем Крис Масбу, я выброшу перед уходом. Порву и спущу в туалет. А косметику, очки и деньги оставлю себе. Восьми тысяч франков мне хватит на сто лет, ну, на два–три месяца точно. Лучше всего, решила я, сесть в поезд и махнуть к морю. Дальше этого мои замыслы не шли. Наверное, меня посещали некие туманные идеи о возвращении в Англию по паспорту Крис, хотя полиция до сих пор его не вернула, но я не слишком забивала себе голову такими мелочами. Единственное, чего мне хотелось, это пожить в каком-нибудь дешевом отеле, побыть наедине с собой, погулять по берегу, не спеша покататься на лодке и не думать ни о чем кроме цвета воды в той нереальной точке пространства, где море встречается с небом и одно превращается в другое. В детстве я всегда хотела стать моряком, чтобы под парусом плыть по морю к линии горизонта и миновать ее, будто пройти сквозь зеркало и оказаться на другой стороне, в другом мире.

— Ты хочешь стать моряком? – спросила моя мама. – Нет, дорогая, не думаю, что тебе это подойдет.

— Моряком? – спросил отчим, держа ложку с пшеничными хлопьями перед усами, испачканными молоком и желтыми от никотина. – Зачем, скажи на милость, тебе становиться моряком?

Так что с самого начала я знала, что это мне не светит.