Лягушачий король

– Если она хорошо помнила известных артистов своего времени – почему бы и нет?

Элла уставилась на него. От выпитого глаза у нее не помутнели, а засияли ярче.

– Да кому какое дело, что они там друг другу рассказывали? – четко выговорила она. – Они же все мертвые! Мертвые! Кому интересно, что они говорили!

Глава 15

Сергей Бабкин

Арендованная «Тойота» хорошо держала дорогу, несмотря на колею. На этот раз Сергей решил не связываться с таксистами и второй час спокойно ехал по хорошей трассе, разглядывая пейзажи и обдумывая, что ему предстоит.

Контраст с дорогой в Зеленец впечатлял. Здесь трава по обочинам была скошена, деревца стояли с побеленными стволами. Ни мусора, ни ям. Вдалеке выплывали и пропадали большие живописные села, и в приоткрытое окно ветер приносил сладковатый запах дыма – то ли жгли костры, то ли топили бани.

В середине пути Сергей остановился заправиться. Заодно и перекусил. Еда была такая, как он любил: много теста и мяса. Все сытное, вкусное. И сладости действительно… сладкие! В три раза слаще, чем все, что он ел в Москве.

Он ехал, зная, что невидимый клубок послушно катится перед ним, и ниточка зажата в его пальцах. Логически рассуждая, можно было обойтись и без сумасшедшего перелета в Сыктывкар. Он провел бы день в Казани, затем встретился бы с Леной.

Однако Бабкин знал, что без посещения родины Богуна ничего не получилось бы. Идея попросить о помощи казанскую профессоршу пришла к нему в самолете на обратном пути. А останься он в Казани, не пришла бы вовсе; Бабкин, собственно, в первый же день позабыл о существовании Тарбеевой и, как пить дать, не вспомнил бы.

Иногда, он знал, события как-то так увязываются друг с другом, так сцепляются петельками и крючочками, что одно тянет за собой другое, и нельзя безнаказанно вынуть из этой цепочки фрагмент, как нельзя убрать несколько штук из выставленных костяшек домино. Движение прекратится; нарушится правильный ход вещей. Он стал шариком, катившимся по лабиринту предметов. Иногда выпадали нелепые или странные, но не было ни одного лишнего.

Он ехал в Усть-Чекан, потому что побывал в Зеленце. Одно вытекало из другого.

Усть-Чекан и Вятку разделяло шесть километров. Бабкин решил, что когда закончит все дела в деревне, доедет до берега реки и предастся там… черт, надо все-таки вспомнить это японское слово. Очень трудно предаваться тому, чему не знаешь названия.

«Через полтора километра съезд», – предупредил навигатор. Дорога вела его сначала через перелесок, затем через широкое желто-зеленое поле кукурузы. Всякий раз, видя кукурузу, Сергей изумлялся, как ребенок, ее высоте. Он приоткрыл оба окна и под шуршание подсохших листьев, напоминающее дождь, выехал к Усть-Чекану.

Деревня встретила его разноголосицей. Вопили дети, беззлобно лаяли псы; длинноногие, точно балерины, белые куры вылетали из-под машины с кудахтаньем, хотя он тащился едва-едва. Проезжая мимо прогона, он заметил вдалеке леваду, в которой гуляли четыре крепких гнедых лошадки. Откуда-то доносилось противное блеянье коз. Бабкин не сомневался, что если покатается вокруг, где-нибудь в окрестностях обнаружит коровье стадо.

В деревне, где жила его старая родственница, последнюю корову зарезали десять лет назад.

За окном проплыла небольшая мечеть. Возле нее стоял указатель: «На родник».

Ему вспомнился Зеленец, который был впятеро больше Усть-Чекана. Разрушающиеся дома, пустые улицы, по которым ветер гнал мусор и листья.

Бабкин в некотором ошеломлении объехал всю деревню. Сфотографировал для Маши резные наличники с тюльпанами и черно-белого козленка, доверчивого, как щенок, который подошел, когда Бабкин выбрался из машины. Сергей отломил для дурачка кусок лепешки, купленной на заправке. Козленок счастливо взмемекнул, выхватил угощение редкими зубами, едва не отхряпав Бабкину полпальца, и ускакал, взбивая пыль.

По его представлениям, Усть-Чекан был полноценным селом, а не деревней, как его обозначали на картах. Сергей видел школу, объединенную с детским садом, Дом культуры, два магазина и даже парикмахерскую. Семьи здесь, по всей видимости, жили большие. На его глазах родители лет сорока погрузили в «Газель» девятерых отпрысков и унеслись под собачий лай.

Он вспомнил Лидию Рушановну. «Газификация, мой дорогой, – вот первый столп благополучия. Посмотрите на наши деревни! Сколько процентов из них газифицировано? Сколько стариков вынуждены топить дровами? А ведь это тяжело, тяжело и дорого, и русская печь, при всех ее достоинствах, не выдерживает никакой конкуренции с обыкновенным газовым отоплением». В Усть-Чекане ее наблюдение подтверждалось: он не увидел ни одного дома, по стене которого не поднималась бы тонкая газовая труба.

«Когда нет необходимости связываться с дровами, высвобождается – что, Сережа? Верно, высвобождается ресурс. Я знаю, о чем говорю, поверьте: до моих пятнадцати лет наша семья жила в доме, который отапливался русской печкой и голландкой. Газ – это жизнь, мой дорогой».