Я боялась приводить наших детей в эту семью. Я видела, что они сделали со своими собственными.
К моему изумлению, все пошло не так, как ожидалось.
Быть может, яд, столь остро действовавший на среднее поколение, выдыхался на младшем, но мои дети росли свободными от мучительной власти бабушки. Они не боялись ее. Не страдали. За исключением того случая с губной гармошкой… Однако тогда Ульяна что-то поняла и присмирела.
Ева – независима и хитра, способна давать сдачи. Антон – добродушный увалень, не умеющий обижаться. Невозможно выразить, как я тревожилась за них обоих.
Но оказалось, что мои дети без труда вписали бабушку, дедушку и двух теток в картину мира, не нарушив его гармонии. Ну да, бабушка с дедушкой, бывает, кричат и ругаются во все стороны! А тетя Варя рыдает и хлопает дверями! А тетя Кристина бесится просто так! Как здорово, что у мамы с папой тихие голоса!
Вот что изложили мне один за другим мои дети, когда я пыталась выяснить, трудно ли им терпеть воскресенья.
Однако я зорко стояла на страже. И он настал – тот день, когда мне пришлось спикировать на врага, подобно ожившей горгулье. Случилось это из-за губной гармошки.
Ева пошла в первый класс. Одна из ее подружек принесла в школу губную гармошку и на перемене изобразила на ней что-то залихватское.
Моя дочь была покорена. Она умоляла папу купить ей это чудо, пока Илья не сдался.
Я полагала, что это обычный Евин каприз. Баловство, которое будет забыто через неделю. Но Ева с неожиданным энтузиазмом взялась осваивать новый инструмент. К этому времени она чуть-чуть играла на фортепиано; может быть, поэтому гармошка далась ей легко. Включив обучающие ролики на планшете, она часами сидела, раскачиваясь, подобно факиру перед коброй, и извлекала сиплые печальные звуки – так мог бы трубить самый маленький простуженный слоненок в стаде. Вскоре она уже наигрывала простые мелодии.
В очередное воскресенье мы поехали к Харламовым. Гармошка лежала у Евы в рюкзаке.
Обед прошел мирно, даже весело – благодаря Кристине. Когда младшая сестра Ильи в ударе, может рассмешить любого, и час кряду она изображала современных актеров, которым предложили сыграть Курочку Рябу. Я не знала половины из них, но смеялась от души вместе с остальными.
После десерта и недолгого отдыха Ульяна пожелала еще развлечений.
– Ева! Иди сюда. – Она притянула к себе девочку. – Сыграй-ка мне! Хочу послушать, чему ты научилась.
Но Ева вдруг засмущалась.
– Не сейчас, бабушка.
– А когда же? – удивилась Ульяна.
– Не знаю когда. Потом! Попозже.
– Если бабушка просит, значит, надо сыграть, – нравоучительно заметила свекровь. – Неси свою гармошку.
Ева отстранилась и посмотрела на нее исподлобья.
– Я сейчас не хочу!
– Ева! – Голос Ульяны зазвучал повелительно: ни дать ни взять учительница, требующая от ученика выйти к доске и грозящая вызовом родителей в школу. – Как ты себя ведешь?
– Я просто не хочу сейчас играть! Что в этом такого?
– А бабушка хочет, чтобы ты ее уважила!
– А я не хочу!
Ульяна Степановна прищурилась. Ева топнула ногой.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. Евино упрямство, от которого мы с Ильей страдали дома, сейчас защищало ее от самодурства бабушки: стена, воздвигнутая между вражеской армией и осажденным городом.
Бабушка откинулась в кресле, ноздри ее едва заметно раздулись. Хитрая улыбка осветила лицо.
– А ты ведь не умеешь играть, – сочувственно протянула она. – Ай да Ева! Всех обманула, девка! Врет, что научилась, а сама запись родителям включает.
Она подмигнула Еве, как сообщнице, якобы очень довольная, что разгадала ее хитрость.
Я ждала, что дочь призовет меня засвидетельствовать правду, но этого не случилось.
– А вот и нет! – твердо возразила она. – Я умею!
– Врешь ты все. – Тон бабушки был безапелляционным. – Если умеешь, докажи!
– Не хочу!
– Неумеха, неумеха! Лгушка, врушка, мокрая лягушка! Бе-е-е! Неумеха, воображала! Воображала первый сорт, взял поехал на курорт, на курорте заболел и под лавкой околел!
Я не верила своим глазам. Дух маленькой злобной девочки вселился в мою немолодую свекровь. Она корчила рожи, высовывала язык; она дразнила Еву и кривлялась, поглощенная своим злым фарсом до такой степени, что позабыла обо всем на свете. Я воочию увидела, каким ребенком она была. Не ранимой испуганной малышкой, обросшей с годами ядовитыми колючками, а заводилой и главой разношерстной компании, харизматичной, сильной – и жестокой. Не позволяющей ни врагам, ни друзьям вставать у нее на пути.
Илья бросил на меня тревожный взгляд. Я коротко качнула головой: не вмешивайся, рано. Никогда прежде свекровь не показывалась в таком виде.
– Мне не нравится, когда ты со мной так разговариваешь! – твердо сказала Ева. Она покраснела, но слез не было и в помине.
– Ай! Ой! Сопля заморская! Вы поглядите на нее, не нравится ей! Фу-ты ну-ты ножки гнуты!
– Ты меня обзываешь! Так нельзя себя вести, это неприлично!
Я смотрела на нее и думала, что в моем детстве редкие дети могли сказать такое старшим. А девчонки возраста Евы почти все откуда-то этому научились.