Лягушачий король

Следующие два дня, куда бы я ни пошла, мне везде чудился взгляд моего свекра. Я так и не решила, что думать об эпизоде с книгой. Могло ли мне показаться? Да, вполне. Я крутила в голове мысль, что передо мной стоит убийца. Она могла управлять моим воображением.

Но если нет?

Варвара разгуливала по поселку под ручку со своим Богуном. Чем дальше, тем меньше он мне симпатичен. Разве что его почтительное обращение с Люсей искупает в моих глазах половину грехов.

О которых я, кстати, ничего не знаю. Буквально, человек без биографии.

Он так мало рассказывает о своем детстве, будто родился сразу взрослым. Даже историй о тяжкой водительской доле мы не слышали от него. Лишь раз он поведал под общим нажимом о женщине в голубом платочке, которую дальнобойщик подбирает на пустой дороге, где поблизости нет ни поселков, ни деревень, высаживает там, где она просит, – опять же, в месте, лишенном признаков человеческого жилья, – а через двести километров снова видит эту женщину голосующей на обочине.

Я слышала эту байку и раньше.

Найти укромное место в доме мне так и не удалось. Мансарду заняла Кристина, решившая, что это подходящее место для йоги.

В конце концов я догадалась, куда никто не сунется. Под предлогом, что нужно помыть в доме покойницы полы на пятый день, я взяла ведро с тряпкой, перчатки и прошествовала к соседке. Выдуманную примету никто не решился опровергнуть.

Что-то побудило меня заглянуть в тумбочку, откуда я унесла пять тетрадей.

Пусто!

Кто-то приходил сюда.

Я проверила другие ящики, надеясь, что бумаги Галины не уничтожили, а переложили.

Ничего!

Чья-то мысль шла тем же путем, что моя.

Но, сам того не зная, этот человек подтвердил мои подозрения. Мы имели дело с убийством, а не случайным отравлением. Кто-то боялся Галиных записей.

Ее прекрасные сборники рецептов, ее рисунки – где это все? Зарыто в земле или сгорело в печи нашей бани?

У меня осталось всего пять тетрадей.

Первые три оказались дневником наблюдений за посадками. Я разочарованно отложила их.

Четвертая тетрадь меня озадачила. Ее начали вести, судя по датам, которые Галина заносила в левую часть листа, всего месяц назад. Раз в три-четыре дня появлялась надпись: «Метеорит». Затем – «Клубника». Следующая запись относилась к середине августа: «Муравейник и лилии». Отличное название для книги, но при чем здесь тихий ежовский сад? Я с прошлого визита помнила, что в нем не растут лилии и, конечно, нет муравейников.

– Негоже лилиям прясть в муравейнике?

Я заглянула в записи дальше и две не смогла разобрать: что-то вроде «чзк» и «пчн». Затем ровно неделю спустя: четко, крупно, со смешливой завитушкой над первой буквой: «Тортила».

Это уже ни в какие ворота не лезло.

Я закрыла глаза. Представила, что иду по саду. Вокруг падают метеориты, вспыхивают белоснежные лилии. Толстая черепаха, сидя на муравейнике, насмешливо помахала когтистой лапой. «Толстая». Разве черепаха может растолстеть, и если да, как это заметить – она ведь в панцире? Мысль о толстеющей черепахе завладела моим сознанием, и на некоторое время Тортила вытеснила все остальное.

Меня осенило:

– Торты!

Супермаркет на окраине поселка выставляет в крутящейся витрине коробки с пирожными и тортами. Среди них есть и «Тортила», и «Муравейник». А «чзк», без сомнения, означает чизкейк! «Метеорит» – название конфет.

Вот что она записывала: подношения, с которыми являлся к ней мой свекор, ни в чем не знающий меры.

Я взглянула на исписанные странички другими глазами. История унижений Виктора Петровича лежала у меня на коленях.

Вместо своей оздоровительной прогулки он шел в супермаркет. Закупал цветы и сладости – на большее у него не хватало фантазии – и возвращался кружным путем, чтобы его не заметили из собственного коттеджа. Вручал подарки Галине, улыбался ей… Может быть, заходил в дом, чтобы после светской беседы перейти к тому, что его действительно тревожило.

Уверена, как только за ним закрывалась дверь, эти торты отправлялись в мусорное ведро.

Сильно же он обидел ее в первом разговоре, если она развлекалась следующие полтора месяца, принимая его жалкие подарки и держа его подвешенным на ниточке!

В конце концов он понял, насколько смешон, и убил ее.

Даже у его обжорства есть границы. Он не стал бы подбирать пирог с пола, если бы не хотел создать нужное впечатление: «Я был отравлен! Едва не погиб!» Книг Виктор Петрович не читает, но телевизор в гостиной включен почти всегда. Ульяна Степановна уважает сериалы по Агате Кристи. Ему хватило ума извлечь из них убедительное, как он считает, алиби для преступника.

Это смехотворно, но ведь я и в самом деле поначалу была убеждена, что он единственный, кто вне подозрений.

Я спрятала тетради под матрас в спальне Ежовой. Виктор Петрович думает, что уничтожил все записи, так что можно не стараться с тайником.

Когда я опускала матрас на место, в прорезях решетки на полу мелькнуло что-то красноватое. Я легла на живот и вытащила из-под кровати знакомый предмет.

Малую панду. Фигурку размером не больше детской ладони.