Лягушачий король

Эту панду бойфренд Кристины подарил Еве. Проще всего было объяснить находку тем, что моя девочка потеряла фигурку в комнате Ежовой в тот день, когда Ульяна взяла ее с собой.

Но вот беда: я уверена, что после этого панда попадалась мне на глаза.

Моя девятилетняя дочь иногда проявляет пугающую меня самостоятельность. Ее идеи бывают неожиданны – взять хоть змею под крышкой рюкзака. Тогда я смеялась, но сейчас мне не до смеха.

Зачем Ева пробиралась в дом погибшей соседки?

Я отыскала дочь в детской: она делала вид, что занимается уроками, и подняла на меня преданный взгляд. Однако я-то знаю, что учительница начнет давать домашние задания не раньше октября.

– Книжку можешь не прятать, – усмехнулась я.

Ева, слегка покраснев, вытащила из-под тетрадей иллюстрированный «Декамерон». Я с трудом удержала серьезное лицо; на несколько секунд причина, которая привела меня сюда, была вытеснена этим неожиданным выбором внеклассного чтения. Удивительно не то, что Ева схватилась за Боккаччо, а тот факт, что он оказался в семейной библиотеке.

– Где ты его взяла?

Ева помялась. Ей не хотелось сдавать источник запретного чтения.

– Во втором ряду на верхней полке, – со вздохом призналась она.

Иллюстрации не содержали в себе ничего неприличного, и я вернула книгу дочери. Она поймет в ней лишь то, что доступно ей в силу возраста; остальное просочится, как вода сквозь решето.

Я положила на стол панду. Мне предстояла задача потруднее, чем цензура ее литературных интересов.

Но не успела я задать ни одного вопроса, как Ева схватила игрушку и звонко чмокнула в макушку.

– Ура! Я и забыла про нее! Ты забрала ее у бабушки, да? Я сама хотела, но забегалась… знаешь, столько дел, столько дел! Ах, нет ни минутки свободной.

В другое время ее уморительная серьезность в подражание взрослым рассмешила бы меня. Но я была слишком изумлена тем, что услышала.

– Ты сказала, забрала у бабушки?

– Ага. Панда жила у нее. У всех есть фигурки, а у бабушки нету… Это ведь неправильно, да?

Она умильно заглядывала мне в глаза, изображая заботливую внучку, но я отмахнулась от ее невинного притворства.

– Когда бабушка взяла ее у тебя?

– Не помню, – зевнула Ева.

Я присела на корточки и взяла ее за плечи.

– Постарайся вспомнить! Это важно для меня.

Она притихла. Я многое позволяю своим детям, но оба знают, когда нужно остановиться.

– Вчера… или позавчера… Нет, подожди! Раньше! В тот день, когда я крутила «колесо» для Антона! Я боялась, что панда вывалится, и отдала ее бабушке. А бабушка сунула в карман своего фартука.

Два дня назад. Это было два дня назад!

Ева взялась показывать младшему брату, как нужно делать гимнастическое «колесо» – переворот через голову с опорой на руки. С таким же успехом круг мог бы обучать квадрат катиться. Однако они провели несколько радостных часов на заднем дворе, то и дело шлепаясь в густую траву и хохоча.

Значит, Ульяна вышла к ним в своем старом домашнем фартуке с кучей карманов. Этот фартук нафарширован предметами. Она частенько таскает с собой и ножницы, и ножи, – не удивительно, что карманы протерлись. Панда была спрятана в одном из них, а затем покинула укрытие, отправившись изучать подкроватный мир в комнате Гали Ежовой.

И это произошло после того, как Ульяна прибиралась в ее доме.

– Спасибо, улиточка, ты мне очень помогла. – Я поднялась и поцеловала дочь в лоб.

– Мам, а что случилось?

Ева внимательно смотрела на меня снизу вверх. Иногда у нее становится пугающе взрослый взгляд, и невозможно понять, о чем думает моя дочь в такие секунды.

Мои родители редко лгали мне, и я стараюсь не обманывать Антона с Евой без необходимости. Но и вешать на них груз наших тягот ни к чему. Я всегда презирала тех взрослых, что используют детей как наперсников. В этих людях нет понимания, но главное – в них нет жалости. А ребенка нужно жалеть не меньше, чем любить. Любовь бывает слепа; жалость всегда зряча. Мы видим своих детей яснее, жалея их.

– Я нашла панду в доме Гали и переживала, что ты забиралась к ней тайком.

Это часть правды, и ее вполне достаточно.

– Я бы не стала, – подумав, сказала Ева, и прежде чем я успела восхититься ее деликатностью, добавила: – Там нет ничего интересного!

До разговора со свекровью мне нужно было кое-что проверить. Забравшись на табуретку, я вытащила с верхней полки книжного шкафа несколько томов из серии «Библиотека мировой литературы». Девственно свежий, будто вчера из типографии, Рабле, которого никто не читал; Ларошфуко с неразрезанными страницами. Эти книги давно не нужно добывать или обменивать, но они по старой памяти являются предметом гордости владельцев.

За первым рядом солидных писателей чернела дыра, как от вырванного зуба, – отсюда вынули Боккаччо. Справа от дыры я увидела толстый сборник под заманчивым названием «Шедевры эротической литературы», слева – задрипанную книжонку «Неприкрытый Пушкин». Не без труда вытянув «Шедевры», я открыла их. У первых десяти страниц были загнуты уголки. Потом Виктор Петрович, очевидно, утомился.