Лягушачий король

В песочницу пришли мальчики постарше и возвели башню. Нет, не башню – целую крепость! И вырыли ров вокруг широкой стены, и укрепили палочками запасные ворота! По дощатому мосту через ров стали ездить машины с продовольствием. У Антона тоже была машина. «Вот! Голубая!» – сказал он таким отчаянным голосом, что у Бабкина дрогнуло сердце.

И его вместе с прекрасной голубой машиной прогнали! Сказали, что он не может здесь играть! Что он все разрушит, что у него попа толстая, что ему только куличики лепить с девочками, а здесь важное дело, не для таких карапузов, как он. И велели ему уходить. Потому что крепость все разрасталась, и тот участок песочницы, где играл Антон, изъяли под склад для хранения боеприпасов.

Закончив эту душераздирающую историю, мальчик сообщил:

– Я почти и не плакал!

«Как родители это выносят? – ужаснулся Сергей. – Это невозможно». Будь это его ребенок, он бы понятия не имел, что делать. В его душе боролось желание сравнять крепость с землей, закопав в нее тех, кто посмел обидеть безобиднейшего пацаненка, и понимание, что взрослый ответственный человек должен выбирать другие способы для взаимодействия с детьми.

Ему вспомнился поганец, которого он оттаскал за ухо.

Слава Богу, у него нет своих детей. Он последний человек на земле, который способен кого-то воспитывать.

«Нет, последний – Илюшин…»

– Так, короче, слушай сюда, Антоха, – начал Богун. – Я тебя ща научу. Ща. – Впервые за весь день Бабкин расслышал в его голосе неподдельный энтузиазм. – Значит, тебе этих гондо… мальчишек надо проучить. Идешь в дом, берешь горшок.

– Я на унитаз…

– Ну, а в горшок-то сможешь покакать? Правильно, чего там мочь! Как покакаешь, надевай перчатки. Вот, у меня есть. На, суй в карман! Надеваешь, значит, перчатки, несешь горшок к песочнице, зачерпываешь из горшка и обмазываешь эту их башню! Щедро обмазывай, не жалей! Друзья твои утром приходят – а крепость-то вся в гов… в какашках! Просекаешь?

Он залился мелким смехом.

– Руками из горшка зачерпывать? – непонимающе уточнил Антон.

– Не голыми! В перчатках!

Мальчик подумал немного.

– А зачем?

– Да как же! – Богун в возбуждении хлопнул себя по ляжкам. – Они тебя прогнали? Прогнали! Виноваты они перед тобой? Виноваты! А как их наказать? Ты же малек совсем, ни врезать, ни приложить… А взрослых в это дело впутывать западло! Ты имей в виду: мамашу с папашей приводить нельзя. Надо самому разбираться. Вот ты и разберешься! Авторитет будет. Уважение.

Судя по долгому молчанию, Антон пытался уловить взаимосвязь между содержимым горшка и уважением. Бабкину эта связь тоже не была очевидна.

– Они, эти ушлепки, поймут, что тебя задевать нельзя! – растолковал Богун. – Себе дороже! Ты покажешь, что если тебя задели, ты этого с рук не спустишь, заденешь в ответ. Графа Монте-Кристо знаешь? Он своим врагам отомстил. И ты отомстишь! Давай-давай, не трусь! А прикинь, какая вонь пойдет от башни-то!

Он снова негромко захохотал.

Сергей переставил Илюшина с последнего места на предпоследнее. Кандидатура худшего воспитателя года только что была им утверждена без малейших сомнений.

Послышалось шуршание.

– Они мне большие… – протянул Антон.

– Ну и ляд с ними! Возьмешь палку и палкой обмажешь. Или не палку… что у тебя есть? Совочек есть? О, годно! Совочком обмажешь, только выкинь его потом в кусты, чтобы не запалили. Типа, ты ни при чем.

Бабкин собрался вмешаться, но не успел. Скрипнуло дерево, и раздался голос Ильи:

– Антон, подойди-ка ко мне…

Сергей высунулся из-за угла и увидел, как из гамака, натянутого между деревьями, выбирается программист. Илья бросил на сетку книгу, с которой и лежал в гамаке все это время, не замеченный ни Богуном, ни собственным сыном. Не было никакого сомнения, что он, как и Бабкин, слышал весь разговор.

– Папа, папа! Мы тебя не заметили!

– Я догадался, милый.

– Меня в песочнице обидели. А дядя Гриша сказал…

– Мы с тобой потом обсудим то, чему тебя учил дядя Гриша. А сейчас беги домой, найди маму. Хорошо? Побудь пока с ней.

– Ага!

Антон вприпрыжку убежал.

Программист выпрямился. Они с Богуном теперь стояли вполоборота к Сергею. Ни тот, ни другой не замечали сыщика.

– Давай с тобой договоримся так, – задумчиво начал Илья, не обнаруживая ни тени злости или раздражения. – Придержи при себе свои педагогические методы. Макаренко из тебя хреновый.

– Макаренко-фигаренко, – врастяжечку протянул Богун. – Ты вот пришел критику наводить как любящий папаша. Ну, я тебя понимаю. Отцу всегда на душе больно, когда его сынишку учат левые мужики. Но ты за Антоху-то заступишься или как? Или на тормозах спустишь? Типа, опустили тебя, сынок, а всем пофиг!

– Ты чем-то расстроен, похоже, – сказал Илья, помолчав. – В другой раз поговорим.

Он повернулся, собираясь уходить.

– Я с тобой разговор не закончил, – вслед ему сказал Григорий.