Лягушачий король

Бабкин кожей ощутил, что он едва сдерживается. И понимал, почему. Сам он был куда ближе к тому миру, из которого происходил Богун, чем к тому, которому принадлежал Илья. Напротив них стояло невозмутимое благополучие; представитель той части общества, в которой травмы не наносятся кулаками, а прорабатываются с психотерапевтами. Слова «каршеринг», «кофе-брейк» и «плейстейшен» для него не были пустыми звуками. Если Бабкин верно представлял себе Богуна, у этих двоих вообще не имелось точек пересечения.

– А о чем ты хочешь разговаривать? – с вежливым недоумением спросил Илья.

– Будешь сынка-то защищать, а?

– Это мое дело.

– Ну, прибежал-то он жаловаться ко мне, не к тебе! А ты сейчас начнешь ему в уши дуть: дядя Гриша плохой, дядя Гриша херню посоветовал!

Илья пожал плечами:

– Так ты херню и посоветовал. Я не понимаю, что тут обсуждать. Твои нереализованные детские мечты, что ли? Если ты действительно хочешь знать, как я собираюсь решить возникшую проблему… Не думал пока, надо с Таней обсудить. – Богун издал отрывистый смешок. – Наверное, завтра пойду с Антоном в песочницу и стану строить вместе с ним что-то такое, чтобы другие дети захотели с нами играть. Что-то сложное. Вестерос, например.

– Чо?!

– Да, Вестерос – чересчур масштабно, – согласился Илья. – Королевская Гавань в самый раз. Сложная организация крепости, улочки, порт…

А ведь он молодец, неожиданно подумал Бабкин, это может сработать, запросто может, хотя в его, Сергея, детстве среди взрослых не было принято действовать подобным образом.

– Ну, я так и думал, – сказал Богун. – Языком чесать ты горазд, а на деле припрешься, как лось, к этим недоноскам, и все испортишь. «Улочки, порт», – передразнил он. – Заклеймят твоего Антоху стукачом, и чего тогда? А ему тут еще жить…

Илья неожиданно засмеялся.

– Слушай, вот это идеи у тебя! То детские постройки фекалиями обмазывать, то стукачами кого-то клеймить… Одна другой лучше! Ты бы выбирался из своего средневековья, что ли… Тебе же самому легче станет. Глядишь, можно будет без какашек с людьми контактировать.

Едва услышав его добродушный смех, Бабкин понял, что добром это не кончится. Не в том состоянии был Богун, чтобы не принять это на свой счет.

И оказался прав.

– Б***ь свою дома учи, а меня не надо! – огрызнулся Григорий.

Мощный удар сбил его с ног. Илья врезал Богуну, не задумываясь, и теперь стоял, помахивая расслабленной кистью и морщась.

Хук был хорош. Бабкина больше всего впечатлила его молниеносность. Чертов программист не стал задумываться, не провел мысленную оценку оскорбления, не взвесил все за и против. Он просто ударил.

Григорий вскочил, занял стойку. На его стороне был опыт драк без правил. Зато его противника учили профессионалы.

Именно сейчас Бабкину стоило бы вмешаться. Но он сгорал от любопытства: кто победит? На кого стоит поставить в этом махалове? Перед ним, в широком смысле, развивалось столкновение не личностей, а идеологий.

Первая же минута боя принесла ответ. Илья побеждал с разгромным счетом. Бабкину только теперь бросилось в глаза, что, по сравнению с сутулым Богуном, программист высок и крепок. Быть может, это не было бы преимуществом, не дерись Илья с таким хладнокровием.

Пока Богун бессмысленно, хоть и свирепо, размахивал кулаками, Харламов технично врезал ему пару раз. Бабкину показалось, что он щадит своего противника. От первого удара Григорий согнулся пополам. Вторым его отбросило на траву.

Ахнула женщина, и в начинающем темнеть воздухе Сергей разглядел высокую фигуру. Татьяна! Она не кинулась разнимать мужчин, как он ожидал. От веранды за ней торопливо ковыляла Люся.

Богун поднялся, шатаясь, и вновь кинулся на противника. Теперь им руководила одна лишь слепая ярость. Ему снова досталось бы, если б не старушка.

– Что вы здесь устроили? Возмутительно! Безобразие! – Голос ее дрожал от негодования. – Как не стыдно! На глазах у детей!

К удивлению Сергея, это воззвание подействовало. Григорий остановился, покачиваясь, как пьяный.

– Прости, Люсенька, – виновато сказал Илья. – Мы больше не будем, обещаю. Дурачились, увлеклись…

– Дурачились, – хрипловато подтвердил Богун. – Увлеклись. Грешны, Людмила Васильевна! Но обещаем исправиться. Верно, Илья?

Григорий протянул ему руку. Программист, поколебавшись, пожал ее.

«Отпечатки! – мысленно взвыл Сергей. – Сейчас-то бы их и снять!» У него была техника снятия отпечатков при рукопожатии, но вот беда: ладонь сжимали не ему.

– А вы что стоите, как, извините, столб? – накинулась на него Люся. Она даже ругалась смешно: негромко, с такой четкой артикуляцией, будто начитывала радиопьесу. – Ей-богу, не ожидала от вас страсти к гладиаторским боям.

– Скорее уж, к цирку, – подал голос Богун и ухмыльнулся. – Клоун я, клоун! Больше не буду паясничать, Людмила Васильевна. Не тревожьтесь. Пойдемте чай пить!

Бабкин заметил, что Богун вернулся к прежней манере речи. Приблатненные интонации и словечки исчезли.