Либеллофобия

Не стала его поправлять: язык прилип к нёбу от волнения. Кайнорт не смотрел на меня. Совсем. Он разматывал эластичный тренировочный бандаж на запястье.

– Правила те же. Сбежала – в казармы.

– Нет! – Я испугалась своего крика и начала заикаться. – Пожалуйста, нет!

Он всё ещё не смотрел.

– Хорошо знаешь эзерглёсс?

– Я не сбежала, я потерялась! Не надо в казармы!

Жить захочешь – выучишь любой язык, а эзерглёсс был ещё легче карминского. Но Кайнорт слушал рассеянно, хрустя пальцами. Он не верил, конечно. Кивал кому-то вдалеке, разминал затёкшую шею – делал что угодно, только не смотрел на меня.

– Вы же понимаете, минори, – дальше я не смогла подобрать нужных слов и затараторила на своём, – мне к солдатам нельзя. Там же меня… А я никогда… у меня ещё не было!..

Это я-то – которая раздирала пальцы в кровь о ледяную сферу, ночевала на камнях, глотала болотную жижу – тушевалась и не могла двух слов связать. Слов, от которых, ни много ни мало, зависела жизнь. Кайнорт Бритц выслушал моё кваканье:

– Верю. Раз ты даже сказать об этом толком не умеешь. И что?

– Оставьте меня в своём контуре.

– Потому что ты девственница? Это что, уважительная причина?

Глаза заболели от его ослепительных радужек. Он стал ближе, и я глотнула аромат горького кофе и горячей кожи, после поединка ещё блестящей от пота, остро-пряного, которым пахнут только победители. И чужими слезами. Эта соль почти ощущалась на языке. Бритц некрепко взял меня за горло, напрашиваясь на рефлекторный укус. Справа и слева кликнули курки на глоустерах. Конвой готов был взять меня на мушку даже без приказа.

– И ещё… я хороший инженер, правда, – ох, и выучилась же я врать. – Оставьте меня в штабе, вот увидите! Робототехника, меха-х-хатроника…

Кайнорт откинул рваную полу моей юбки и приложил ладонь к внутренней поверхности бедра. Кожа загорелась под чужой рукой.

– Чем конкретно ты полезна? – Допрашивал он, пока я разводила скованные судорогой челюсти. Нет, я не думала о пальцах, ползущих вверх по бедру. Только о бледном лице рядом с моим рваным. Ядовитый укус в ответ на поцелуй насекомого был для паука безусловным рефлексом, и голову занимала мучительная борьба с собственной природой. Выброшу кончик клыка, каплю яда – и меня пристрелят. А его губы шевельнулись у моего виска. Что на уме у того, кто минуту назад вырвал противнику трахею?

– Очень полезна! Могу программировать нанопроцессоры. Отлаживать микроботов.

– Это могут все. Дальше.

– Пожалуйста, минори. Меня же обесчестят в казармах!

Я ощущала себя в чужом, экстремально напряжённом теле. Вжалась в перила, стискивая их, чтобы удержаться в сознании. Принципиально не сломаться, уже понимая, что будет дальше. Складки струистого шёлка юбки скрывали от конвоиров, что творилось внутри. Бритц водил кончиком носа и краешком губ по шрамам на моём лице:

– Понимаешь, в чём дело, мой «хороший инженер», – его колено с нажимом развело мои. Я зажмурилась, как на шпиле башни свободного падения. Рука, что недавно отняла жизнь, проникла выше, невозможно выше.

– …девственность делает честь…

Он отвёл последний шёлковый рубеж.

– …только в отсталых мирах.

Его пальцы…

Одним сильным толчком сбросили девчонку с края фантазийного мира. Девчонка была слишком мала для этой войны. Она сгодилась только на то, чтобы согреть пальцы суперзлодею.

– Какая от тебя польза? – в горле Бритца зарокотало.

Вдох и:

– Могу собирать киберфизические системы, настраивать пневматику и гидравлику для роботов, карфлайтов, экзоскелетов! – Прорычала я, распахивая глаза. – Создавать квантотронные модули для шиборгов, проектировать нейросети! А всё, чему ещё не научили, ловлю на лету, как паутина ловит москитов.

– Разница между императивной и декларативной программой?

– Декларативная – «сдохни, тварь», императивная – «отпусти меня, возьми канистру топлива, вылей на себя и чиркни зажигалкой».

Выдох, и стало больно. Я снова чувствовала своё тело. Хотя до этого и обжигалась, и падала, и дралась – но всё-таки. Ты можешь быть готов к той боли, которую уже испытывал когда-то. А к этой я не готовилась. Кайнорт отстранился, будто снимая с меня бетонную плиту. На его пальцах блеснула кровь, которую он слизнул с жутковатой улыбкой.

– Другое дело.

Его запах и жар исчезли, а я ещё вжималась поясницей в перила. Конвоиры тянули носом, пялились на мою бледную коленку в разрезе юбки:

– Так куда прикажете, минори?

Бритц ополаскивал руки спиной к нам. Он глянул на меня сквозь зеркало и опять улыбнулся. Ямочки на щеках хищника: вот от чего передёргивало с макушки до пяток.

– Вы двое свободны. Ёрль Ёж! Проводи её в штабной барак.

Я добилась. Я проникла. А честь… честь мне сделает смерть Кайнорта Бритца, когда придёт время…