Личные истины

Надежда – добродетель побежденных; победителю не на что надеяться. Все благородные битвы ведутся против сильнейшего противника, так что надежда в них уместна. Надеющийся ищет воплотить себя, вложить себя в нечто, чему препятствует его судьба. Победители не знают этой заботы; их стремление – распылить, растратить себя ¹⁸ . Только поражение знает подлинный блеск надежд.

***

Чем опаснее вещи, тем больше хочется с ними играть. Это верно не только для детской площадки, но и для человечества в целом. Игрой всегда руководит желание испытать нечто новое (здесь ее родство с познанием, так же, в своем роде, стремящимся всё к новым ощущениям мысли); и чем больше возможностей содержит в себе игрушка, т. е. чем она опаснее (опасность есть именно богатство неизвестных возможностей), тем больше новых ощущений она скрывает.

***

Непонятное вызывает смех либо ненависть, и никогда то и другое вместе. Смех появляется там, где есть уверенность в собственной ценности, в ценности общепринятого порядка, которым ничто новое и непонятное угрожать не может; смех над непонятным свойственен крепкому. Ненависть оно вызывает у слабых и боящихся за себя и привычный порядок жизни; в непонятном и новом они видят угрозу. Отношения народов в высшей степени подлежат этому правилу: здесь ненавидят только тех, кого боятся, и смеются над теми, кого полагают безопасными.

***

Отчаяние обычно связано с верой, даже если и отрицательного порядка. Отчаявшийся верует, что более ничего не будет; отчаяние имеет силу придавать красоту делам творящего, потому что в него, как и в веру, вложена сполна его душа. Только безразличие чуждо красоте и истине; но вера и отчаяние ведут к одной цели.

***

Печаль – человеческое чувство, а тоска – животное. Печаль – чувство того, кто шел к цели, и уже видел ее, но не дошел чуть-чуть; печаль – знание о недостижимой цели; а тоска – неосмысленное страдание; ужас, уверенный, что никакой цели и нет.

***

Конец света имеет значение как угроза и ожидание, не как событие; ведь и смерть существует для личности только в качестве ожидания. (Кстати, легкомысленно отрицать конец света и как событие только потому, что он ни разу еще не случился…) Как ожидание, конец света – основа, на которую накладываются краски истории. Без него история была бы бесконечной, т. е. никогда не имеющей итогов.

***

Жизнь народов и личностей определяется их представлением о непредставимом. Иначе говоря, в отношении неразрешимых вопросов непременно следует вести себя так, будто они разрешены. Порочно только желание уклониться от этих вопросов, представив их несуществующими или неразумными. Представления о немыслимом коренятся прежде всего в религиозном вдохновении; оно само по себе незыблемый факт, но прерывно и неравномерно. Даже религиозный гений в иные времена только знает

о содержании своих вдохновений; целые эпохи могут быть их лишены.

***

Мечтательность, вообще способность мечтать, – не признак душевного застоя. Мечты суть движение, но только скованное. Если спросят, что лучше: научить людей движению, действию, или мечте, я скажу: сначала мечте, потом из нее выйдет дело. Мечтатель вовсе не обязательно неудачник; он тот, из кого может выйти как неудачник, так и его полная противоположность.

***

Познание душевной жизни имеет в виду если не пользу, то заботы познающего. Говорящий о душе говорит о себе и уж точно для себя. «Душа» всегда «своя», чужая душа приоткрывается только в любви, и то немного. Вопрос: «что пользы… если душе своей повредит?» – исключительно личный вопрос, и ошибочно видеть «моралиста», то есть учителя нравственности, в том, кто такой вопрос задает.

***

Победители нуждаются в оправдании своих побед, оттого ярлык «правого дела» налагается на сильнейшую сторону. Как это ни странно, они знают, что сила без правды постыдна, и испытывают беспокойство, пока не найдут себе нравственного оправдания.

***

Тело дается человеку для любви и смерти. Чувственно одаренные натуры в то же время остро чувствуют свою смертность; они знают: смерть придет оттуда же, откуда приходило наслаждение… Способность к любовным восторгам и смертным страхам – одна и та же. Кстати – эта мысль не имеет никакого отношения к предыдущей, но должна быть высказана, – любовь не «взаимное удовольствие»; напротив, часто ее можно определить как взаимное мучение при невозможности расстаться.

***

Для ребенка нет происшествий, но только приключения. Он настолько мал, что всякое событие поглощает его вполне. Взрослый, напротив, видит только происшествия; он считает себя слишком «большим» для того, чтобы происходящее могло его захватить. Однако человек никогда не бывает «большим» настолько, чтобы события помещались в нем, а не он в событиях. Ребенок прав.

***