Личные истины

Впрочем, кроме рационализма, есть и другое, темное, подспудное движение, с которым рационализм составляет почти неразделимое целое, а именно – движение, и разум, и свободу представляющее внешними проявлениями игры бессознательных начал. Они до такой степени слились, что говоря об одном, мы всегда имеем в виду и другое. С одной стороны, господствует сугубо рациональный взгляд на мир, с другой – сам носитель разума, еще недавнего предмета поклонения, то есть человек – как бы изъят из мироздания и сам его «разум» сведен к игре молекул и сил, к тому же еще и предопределенной чуть ли не от начала времен. Случилось редкое: созданный усилиями разума метод мышления приобрел самостоятельное бытие, освободился и прежде всего развенчал своего создателя. «Разум», ratio молчаливо признаётся несуществующим, но рациональные методы познания торжествуют. Это небывалое восстание орудия против деятеля не всеми еще замечено, и многие по ошибке, по живой еще привычке XIX столетия, говорят о «власти разума». На деле

при господстве рационального мышления мы наблюдаем культ бессознательного. Идея безликой эволюции, в которой безликие силы куют безликие орудия, стала общим местом, но мало кто замечает, что познающему разуму, которым всё еще принято гордиться, в этой цепочке отведено как раз последнее место «безликого орудия» безликих сил… К счастью, наша эпоха не любит задавать вопросы. Если разума нет в нас, а есть только игра сил, то где же он есть вообще? Что же или кто занят

познанием – атомы, молекулы, нейроны? Этот вопрос разрешается (неосознанно, конечно) в духе лже-религиозном: подразумевается, что познаёт некий отвлеченный «разум», которому мы только слуги. Без этой, хотя бы и затаенной, мысли наука выглядела бы делом еще более мрачным и безнадежным, чем она выглядит сейчас. Разуму поклоняются так, как деисты поклоняются своему богу (сознательно не пишу заглавной буквы): признавая его в некотором, но уж очень условном смысле. Именно эта невообразимая смесь деистической религиозности, рационального мышления, полного детерминизма и какой-то небывалой и совершенно безосновательной (т. е. необъяснимой исходя из господствующего детерминизма) гордости и называется положительным научным мировоззрением.

То-то и любопытно, что под видом «рационализма» уже давно господствует учение по меньшей мере наполовину иррациональное, верящее в возможность разумного постижения неразумного, бессмысленного мира, в котором сами познающие – только тени слепых, неразумных сил. Не могу подобрать верного слова для этого идейного состава, порожденного усталостью и разочарованием во всем, кроме земной силы. Это, во всяком случае, мировоззрение старого и усталого общества. Оно пока что победоносно только потому, что обеспечивает значительной части человечества сладкий сон и мягкую постель, но действительного разрешения, даже попытки разрешения мучающих душу вопросов не содержит и совершенно не цельно. На щите воина написано «разум», и всё его вооружение выковано в кузнице под той же вывеской, но его вера туманна и разумом совершенно не прояснена.

***

В возникновение из «естественного подбора» как Добра, так и Красоты мне верится очень плохо. Их источники где-то в другом месте. Всем понятно, что в человеческом обществе, например, приверженность Добру и Красоте не прибавляет успеха, даже напротив – зачастую противоположна успеху и надежде оставить потомство… Они сверхприродны, т. е. излишни для «природного существа»; в высшей степени нецелесообразны и бесполезны с точки зрения «приспособленности». Однако они есть и притягивают нас, из чего я и заключаю, что Природа для нас не мать, но только почва, на которой мы поднялись. У Добра и Красоты другой источник, и я знаю, где следует его искать.

Однако и там, где я их разыскиваю, всё темно. Я верю, что есть Бог, но я не знаю, какой Он, и что ждет мою душу после земного конца. Всякая определенность покидает меня, когда я думаю об этом. Единственный путь познания в этой области, как мне кажется, есть путь внимательного наблюдения за своей душой и за тем, что ей сродно. Дело ведь не просто в том, что – скажем – Нагорная проповедь есть гениальное произведение, перл и цвет человеческого духа. Дело в том, и это важнейшее, что она светит тем же светом, какой я нахожу в глубине собственной души – ощущение, непередаваемое словами, для которого примером может служить только ясный, свежий и чистый осенний день… Главное именно в том, что внутри себя я знаю и, может быть, всегда знал ту жизнь, о которой говорит Христос. Если бы я не знал этого в себе, книги остались бы книгами, а слова – словами. Но я имею основания для того, чтобы верить Богу, и эти основания – во мне самом. Не гордость заставляет меня в этом признаваться, а радость, которую я испытал, впервые услышав слова Христа.

***