– Н-да-а, – протянул Даву. – Не хотелось бы… Не в нашем возрасте. Хотя… Мы оба, – он хлопнул Нея по плечу, – еще не получили корон. Но, в сущности, на что они? Короны? Только хлопоты, – хозяин обвел глазами заросший сад. И на его лице отразилось полное блаженство. – Вы должны понять и передать своему государю: здесь никто не хочет похода в Индию.
– Да, – встрепенулся Ней, – я вчера смотрел карту. Не трехверстку, а большую. Весь мир! Так вот, там еще и Китай по дороге.
– Какой Китай?! – разозлился Даву. – Только Китая не хватало!
– Конечно, если император прикажет, – дипломатично заверил Ней, – мы все его преданные слуги. И каждый из нас готов умереть.
– Но не в Индии же! Если вашему царю удастся удержать нашего «маленького капрала» от новой войны, он станет величайшим миротворцем Европы.
Бенкендорф молчал. Для него сказанное не составляло секрета. Но тот факт, что маршалы решили самочинно сообщить ему свои соображения, походил на фронду. Если не на измену.
– Вы должны нас понять, – протянул Ней. – Мы очень рискуем и надеемся на вашу скромность. Скоро вы уедете…
– Откуда вам это известно?
Оба вояки заухмылялись, показывая: мол, у нас свои источники.
– Говорите ли вы только от себя? – прямо спросил Бенкендорф.
– Весь маршалат против, – подал голос Даву. – Генералы тоже, сколько я могу судить. Но вот ниже…
– Да, они еще не нахватали что плохо лежит, – с неодобрением подтвердил Ней, как будто сам в былые времена не носил в ранце грошовые трофеи. – От полковников и вниз. На них может опереться император, если решит идти в новый поход.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: используя тех, кто пока не дорвался ни до чинов, ни до богатства, Наполеон понудит зажравшийся маршалат подчиниться. Но долго ли они будут терпеть?
– Я передам моему государю все, что здесь узнал, – Бенкендорф поклонился обоим собеседникам.
Внезапно на его рукав упали первые капли дождя. Где-то за деревьями громыхнуло. Небо быстро заволакивали грозовые тучи. Чего и следовало ожидать по такой жаре. Над флюгерной башней замка небо рассекла светлая молния.
Дамы вскрикнули, побросали булки и, подхватив юбки, вприпрыжку понеслись к дому.
Даву повздыхал: мол, не жрали вы хлеб с отрубями. Подобрал корзинки, вручил их ветерану, а недокрошенные фазанам булки сунул в карман.
Обед накрыли в столовой – единственной до конца готовой комнате – впрочем, весьма простой и светлой. Нужно было отдать должное своему молоку, своей сметане, ростбифам со своей же фермы и даже своим перепелиным яйцам – птицы как-то сами расплодились на лугах парка.
– Если меня накормят еще и лягушками из собственного пруда, я буду совершенно счастлива! – яростно шепнула Яна полковнику. – Увезите меня отсюда.
– Только после того, как вы развлечете достойное общество светской беседой и сыграете им на рояле, оставшемся от прежних хозяев, котильон. Чтобы они могли растрясти деревенский жирок.
– Я вас ненавижу.
Шурка был отмщен.
«Королева Голландии обладала мягкостью, любезностью и веселостью, которые добавляют очарования любой женщине».
Александр Христофорович встречался с Понятовским на вечерах у Гортензии, дочери Жозефины. Ее отдали замуж за вспыльчивого Луи Бонапарта, а потом надели на его голову корону Голландии. Дерганый и мрачный Луи ревновал зверски, особенно с тех пор, как распространился слух, будто старший сын августейшей четы – Наполеон-Луи – вылитый император, а Ортанс, так Гортензию звали друзья, не избегла домогательств отчима.
Это никак не сказалось на ее отношениях с матерью. Обе были трогательно преданы друг другу, и, когда через два года после свадьбы Ортанс бросила мужа, она прибежала искать спасения от его грубостей в Мальмезон. Луи пытался запретить ей встречи с сыном, требовал возвращения, но царственный брат рыкнул, и младенец очутился в объятиях Гортензии, на руках у восхитительной бабки и под защитой фактического отца, который часто играл с ним и гулял по парку, позволяя кормить кенгуру.
Среди тех, кто не желал дальнейших войн, была и Жозефина. Приключений с Валевской ей хватило. Бенкендорф присутствовал на балу шалей, когда в Мальмезон доставили подарки турецкого султана. Еще в Польшу Селим III прислал тюки с великолепными кашемирами, расшитыми в мастерских Топ Капы. Предмет зависти дам всего мира. Дар, предназначенный только для императрицы Франции.
Но говорили, что в Варшаве Бонапарт попросил Валевскую взять себе любую. В награду за ночь. Поляки утверждали, что была избрана самая скромная. Однако по возвращении Марс услышал от Венеры, что ей претят гостинцы, в которых уже порылась досужая пани.
На балу Жозефина нарядила в шали своих придворных дам, каждая из которых отдала бы половину состояния мужа, чтобы оставить у себя маленький шедевр. А когда праздник кончился и по приказу императрицы в саду развели костер, в него полетели изумительные подарки.