Лидерство по-русски

Правящий класс всегда был многонациональным. И Москва, и Петербург усиленно инкорпорировали в себя элиту присоединяемых территорий. Ни в одной стране мира вы не найдете столь многонационального дворянства. В российском дворянстве русских родов было меньшинство, остальные представляли знатные фамилии из присоединенных территорий – татарские, литовские, польские, остзейские, немецкие, украинские. Посмотрите, кто осуществлял грандиозные Петровские реформы. Рюрикович Яков Федорович Долгоруков, Гедиминович Михаил Михайлович Голицын, не самые родовитые Петр Андреевич Толстой, Гавриил Иванович Головкин, совсем не родовитый Александр Данилович Меншиков, шотландец Яков Вилимович Брюс, еврей Петр Павлович Шафиров, литовец Павел Иванович Ягужинский, норвежец Корнелий Иванович Крюйс. Сюда же можно добавить арапа Петра Великого – Абрама Петровича Ганнибала, прямого потомка которого – Александра Сергеевича Пушкина – сегодня почитают не только русским, но и эфиопским классиком. По переписи населения 1897 года только 53 % потомственных дворян назвали своим родным языком русский.

В Российской империи система управления окраинами строилась уже с учетом местных традиций и особенностей, в первую очередь национально-культурных и религиозных. Это отражалось и в разнообразии учреждений и должностных лиц, это управление осуществлявших, и в особом административно-территориальном делении – наместничества, генерал-губернаторства, области, округа, магалы и т. д. Однако очевидной была и тенденция к постепенному втягиванию окраин в общероссийскую систему управления, выравниванию различий в управленческих моделях.

Но под унификацией и русификацией скрывался не «колониализм», а объективная потребность модернизировавшегося общества, складывающегося в единое экономическое и культурное пространство. Русский язык проникал в иноязычную среду не только в результате искусственного навязывания, но и потому, что знание государственного языка, являющегося одним из мировых, открывало более широкие жизненные перспективы. Русский был языком образованной элиты, его, как и английский в современном мире, не надо было навязывать.

Писатель и публицист Иван Лукьянович Солоневич

писал в эмиграции: «В этой «тюрьме народов» министрами были и поляки (гр. Чарторийский), и грек (Каподистрия), и армяне (Лорис-Меликов), и на бакинской нефти делали деньги порабощенные Манташевы и Гукасовы, а не поработители Ивановы и Петровы. В те времена, когда за скальп индейца в Техасе платили по пять долларов (детские скальпы оплачивались в два доллара), русское тюремное правительство из кожи лезло вон, чтобы охранить тунгусов и якутов от скупщиков, водки, сифилиса, падения цен на пушнину и от периодических кризисов в кедровом и пушном промысле… Вообще, если вы хотите сравнить быт тюрьмы и быт свободы, то сравните историю Финляндии с историей Ирландии. Сейчас обо всем этом люди предпочитают не вспоминать. Ибо каждое воспоминание о русской государственной традиции автоматически обрушивает всю сумму наук. Если вы признаете, что в самых тяжелых исторических условиях, которые когда-либо стояли на путях государственного строительства, была выработана самая человечная государственность во всемировой истории, то тогда вашу философскую лавочку вам придется закрывать».

Советская национальная политика стремилась сформировать новые, социалистические нации, и в основу госустройства положила принцип этнической федерации. СССР был первой в истории полиэтнической нацией, которая определила себя как антиимпериалистическое государство и стала проводить политику «позитивной дискриминации» в отношении нацменьшинств. В научной литературе (в отличие от публицистики и учебников истории во многих постсоветских странах) мало кто характеризует Советский Союз как империю, состоящую из господствующего центра и эксплуатируемой этнической периферии. Впоследствии был выдвинут тезис о том, что национальный вопрос в стране полностью решен, и была поставлена задача формирования новой исторической общности – советского народа как надэтнической структуры.

Увы, эта общность рухнула, не в последнюю очередь под натиском национализма, который быстро занял место пролетарского интернационализма в условиях возникшего идеологического вакуума.

Уважая свою Родину, нельзя путать патриотизм с национализмом. Патриотизм – любовь к своему, что естественно. Национализм – ненависть к другому, к чужому, что недопустимо.

«Человек, ненавидящий другой народ, не любит и свой собственный».

Николай Александрович Добролюбов

«Осознанная любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим».

Дмитрий Сергеевич Лихачев