Лиловые орхидеи

– Нас одурачили, Бэйлор. Ты и представить себе не можешь, как мне жаль, что я не боролся за тебя сильнее, – говорит он. – Хватило бы всего одного телефонного звонка или эсэмэс, чтобы выяснить, что произошло, – и всего этого можно было бы избежать. Мне так жаль, милая.

О боже. От того, что назвал меня так, как раньше, на глаза у меня наворачиваются непрошеные слезы. Я сглатываю, чтобы не расплакаться. Затем прочищаю комок в горле размером со слона.

– Ты не виноват, – говорю я, беспокойно жестикулируя. – С таким же успехом я тоже могла бы позвонить. Но не позвонила.

– Ну конечно ты не позвонила, – говорит он. – Ты же думала, что я такой негодяй, что бросил тебя беременную!

– А ты думал, что я все время тебя обманывала, а потом вернулась к Крису.

Он качает головой и от безысходности проводит рукой по волосам.

– Я все исправлю, Бэйлор. Я надеюсь, что ты пустишь меня в свою жизнь, чтобы я смог это сделать. Я надеюсь, что ты пустишь меня в вашу жизнь.

Я вижу, что он совершенно раздавлен всем этим.

– Я никогда не намеревалась скрывать от тебя Мэддокса. Я бы позволила тебе с ним общаться, – говорю я. – Даже если бы мы расстались, я бы позволила тебе с ним общаться.

– Общаться? – спрашивает он с недоверием, в его глазах видна боль. – Бэйлор, я бы женился на тебе!

Это было последней каплей. Слезы прорывают преграду моих ресниц и текут по щекам. Прежде чем я успеваю осознать, что происходит, он заключает меня в объятия. Я ощущаю его запах и переношусь на восемь лет назад. Может, одеколон теперь и другой, но запах Гэвина никуда не делся, и мое тело реагирует на него, ни на секунду не задумываясь о том, чего может хотеть мой мозг.

Он успокаивающе гладит меня по спине, а я тихонько плачу ему в плечо.

Мы потеряли столько лет. И никогда не сможем вернуть ушедшее время. У Мэддокса никогда не будет отца, который присутствовал бы при его рождении, или на его первом дне рождения, или на выступлении в школе. Смогут ли они когда-нибудь выстроить такие отношения, которые должны быть у каждого отца и сына?

Я несколько раз икаю, и слезы наконец высыхают.

– Не могу себе даже представить, через что тебе пришлось тогда пройти, – говорит он. – Крис рассказал, что тебя совершенно сломало письмо, которое я якобы написал.

Гэвин отстраняется от меня, но не пересаживается обратно на другой конец дивана.

– Я никогда ее за это не прощу, – говорит он, и на его лице читается отвращение к женщине, которая все еще является его женой.

– Хочешь прочитать? – спрашиваю я.

– Что прочитать?

– Письмо, которое ты написал… то есть она написала, – говорю я. – Я принесла его с собой.

– Ты его сохранила?

– Да, – говорю я. – Думала, что однажды оно может мне понадобиться, чтобы доказать в суде, что ты не хотел своего собственного ребенка.

– Боже, Бэйлор, – его голос срывается, – я бы захотел его! Я бы захотел его больше всего на свете! Я и сейчас его хочу.

Я открываю сумочку, достаю конверт и протягиваю ему. Он смотрит на него, как на вещь, которая полностью разрушила наши жизни – потому что это именно так. По его сжатой челюсти проходит судорога, он медленно открывает конверт и достает из него лист бумаги.

Он читает, а я заглядываю ему через плечо и тоже пробегаю глазами по словам, которые уничтожили меня столько лет назад.

Бэйлор,

Моя подруга, которая работает в клинике, позвонила и предупредила меня, пока ты не успела разрушить мою чертову жизнь.

Ты правда думала, что я все брошу и стану заботиться о тебе и каком-то сопливом ребенке? Другие девушки уже пытались меня захомутать. Но вы все никак не поймете, что я несу ответственность перед своей семьей. И не могу ее опозорить. Пусть у нас и не самые лучшие отношения, но однажды я могу стать сыном сенатора – или даже президента, черт возьми! А значит, я не могу быть с кем-то вроде тебя. Мои друзья пытались тебя вразумить, но ты их не послушала.

В общем, погуляли, и хватит. Возьми деньги и избавься от него. А потом забудь об этом ко всем чертям и живи своей жизнью, но без меня. Возвращайся к Крису или найди себе кого-нибудь другого, мне плевать. Просто не звони мне больше.

Гэвин

Письмо выпадает у него из рук, а плечи начинают трястись. Я смотрю на него и вижу, как по его щеке скатывается слезинка.

Я вижу, насколько он потрясен. Я пытаюсь разрядить обстановку.

– Ну, разумеется, я решила, что это ты написал. Ты же постоянно тогда чертыхался.

Он смеется. Я хихикаю. Мы улыбаемся.

И вот так просто мы стали, не побоюсь этого слова… друзьями?

Глава 29

Гэвин смотрит на часы, и я повторяю его жест. Наверное, он хочет перейти к делу и обсудить, как нам лучше все устроить с Мэддоксом.

– Уже почти шесть, – говорит он. – Не хочу показаться нескромным, но нам о многом нужно поговорить. Ты останешься на ужин? Можем заказать что-нибудь в номер.

Словно по команде у меня урчит в животе, и я хихикаю.

– Не знаю, говорил ли тебе, но я просто обожаю этот звук, – говорит он.

– Звук, который означает, что я умираю от голода? – дразню я его.

Гэвин смеется:

– Нет, этот звук я ненавижу. Предлагаю поесть и тем самым от него избавиться.