Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

«Чистая демократия» на призывных пунктах и в военных городках, на линии огня и на рабочем месте, разумеется, воспрепятствовала действенному использованию Республикой ее военного и производственного потенциала. Однако она же помогла сторонникам Республики сохранять права и достоинство личности. Не было социальной и психологической пропасти между рядовым и командиром, между обыкновенным рабочим и субсекретарем министерства (заместителем министра). В настоящее время Испания пожинает долгосрочные плоды этого явления – в частности, демократизацию армии и всей общественной жизни после демонтирования диктатуры Франко.

Армия и флот Республики не стали заложниками государственной политики. Когда в начале 1939 года физические и психологические ресурсы социума были исчерпаны голодом, болезнями, поражениями и отступлениями, многие военные руководители Республики – Буиса, Касадо, Менендес, Эскобар – отказались продолжать неравную борьбу и потребовали у правительства немедленного заключения мира. И большинство солдат, матросов и летчиков не выступило против «капитулянтов». Под руководством полковника Касадо военные вышли из повиновения правительству, совершили государственный переворот, увели республиканский военно-морской флот в Бизерту[77] в Северной Африке и затем открыли фронт перед неприятелем. Республиканское правительство бежало во Францию, разделив участь правительств Деникина и Врангеля и обещав «продолжить борьбу из-за границы»[78]

. Это стало концом Гражданской войны и республиканской Испании. Вторая Испанская Республика погибла вслед за Первой. Но, с другой стороны, разрушение гражданского общества и страны, уже дошедшее до опасной черты, было прекращено.

Несмотря на военные действия, граждане Республики в течение войны по-прежнему пользовались правом свободно покидать Испанию. Правда, Париж дважды закрывал франко-испанскую границу, но затем снова открывал ее, а морские границы юридически оставались открытыми. Критическое отношение к Республике не было основанием к запрету на эмиграцию. При Народном фронте испанцы так и не узнали, что такое «разрешение на выезд» или «запрет на выезд». Как и до июльского мятежа, заграничные визы можно было беспрепятственно получать в иностранных посольствах и консульствах. Поэтому в ходе войны значительная часть буржуазии и интеллигенции по собственному почину покинула страну (многие – на иностранных гражданских пароходах и военных судах)[79]. На протяжении двух лет республиканская территория прямо-таки кишела иностранными визитерами

[80].

Как было сказано ранее, буржуазия, особенно в Каталонии и Бискайе, не подвергалась физическому истреблению, а также насильственному изгнанию. Свободное проживание на республиканской территории (Мадрид, Аликанте, Сантандер) крупных и средних собственников, которым ничего не стоило словесно заявить о лояльности к Республике, поражало прибывавших в Испанию советских граждан, успевших привыкнуть к совсем другому обращению с «угнетателями трудового народа». Республика не прибегала к репрессиям против родственников лиц, причастных к мятежу. Их не пытались делать заложниками. Родственникам мятежников республиканцы зачастую разрешали выехать за границу или же высылали их на мятежную территорию.

Иногда республиканские органы власти препятствовали самочинным экстремистским расправам над духовенством, активистами Фаланги и другими лицами, стоявшими на антиреспубликанских позициях. На протяжении войны видные деятели Республики – «чистый» республиканец президент Асанья, социалист военный министр Прието, баскский националист президент Бискайи Агирре – устно и письменно призывали республиканцев к отказу от убийств и мести.

Несмотря на военно-фалангистский мятеж и иностранную интервенцию, Испанская Республика не создала чрезвычайных судов. В их отрицании были едины все левые силы – анархисты, коммунисты, социалисты и даже самые умеренные республиканцы. Трибуналов не было образовано даже в вооруженных силах. Уголовный кодекс был основательно сокращен и во многом выхолощен. Право государства на смертную казнь толковали ограничительно: она могла быть назначена судом только за борьбу против Республики с оружием в руках. А в августе 1938 года республиканское правительство, словно идя по стопам Временного правительства России, пошло на невиданный во всемирной военной истории шаг – на официальную отмену смертной казни в военное время. Высшей мерой наказания было сделано среднесрочное (не более 15 лет) лишение свободы. В Соединенных Штатах этого не было. Правда, былая принадлежность или близость к любой из монархо-клерикальных организаций по-прежнему трактовалась испанским республиканским правосудием в качестве преступления. Но оно влекло за собой «только» заключение в тюрьмы, условия содержания в которых были республиканцами значительно улучшены и из которых не так трудно было совершать побеги.