Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Загадочная неповоротливость Испанской Республики с ее почти миллионной армией и прекрасно вооруженной Национальной службой безопасности, проявленная в борьбе с «бесконтрольными», давно нашла объяснение. Под маской «бесконтрольных» нередко действовали активисты соперничавших партий Народного фронта, стоявшего у власти. Особенно охотно к насилию прибегали анархисты, всецело отрицавшие законность. Менее всего виновными в бессудных расправах были социалисты и «чистые» (буржуазные) республиканцы.

Испанские анархисты во главе с Федерацией анархистов Иберии, опиравшейся на Национальную конфедерацию труда (НКТ), были тогда, вероятно, самой могущественной и боевой частью мирового анархистского движения. На республиканской территории после июля 1936 года они целый год были наиболее влиятельной политической силой[83]. Одно время их насчитывалось около 2 000 000 человек при 13–14 миллионах жителей Республики. Одни деятели анархистского движения занимали министерские посты в центральном правительстве, другие – в региональных правительствах Астурии и Каталонии. Анархисты были главной движущей силой многих самочинных действий против церкви, полиции, армии и помещиков. Под их нажимом были выпущены из тюрем многие отбывавшие наказание уголовные преступники[84]

, выхолощен уголовный кодекс, уволено с работы немало дипломированных юристов. «Слишком много законов и законников!» – любил повторять в разгаре террора в прошлом стекольщик, ставший министром юстиции Гарсиа Оливер, руководивший упрощением и сокращением уголовного кодекса.

Впрочем, от анархистов мало отставали коммунисты и социалисты. Далеко не во всем были законопослушны и региональные (каталонские и баскские) националисты, которые открещивались от анархизма и марксизма, но тоже пользовавшиеся ослаблением центральной власти. В частности, председатель автономного парламента Каталонии Компанис произвольно провозгласил себя «президентом Каталонии». Баскский президент Агирре в обстановке тяжелых боев на подступах к Бильбао не останавливался перед бессудными арестами и увольнениями командиров, вся вина которых состояла в том, что они не были баскского происхождения и к тому же были назначены Мадридом.

Из-за засилья экстремистов различных политических направлений (особенно на местах) демократическая Республика фактически не охраняла законности и правопорядка. Часть испанцев различного социального происхождения и положения (не обязательно высокого) покинула Республику именно по этой причине. Земледельцы и скотоводы Арагона и Кастилии нередко целыми семействами перебирались на мятежную территорию, под власть восставших военных, которые, заметим, были известны неумолимостью и не обещали народу ни земли, ни высоких доходов, ни беззаботной жизни, а только правопорядок и «спокойствие».

Вслед за законностью подверглась эрозии и демократия. Прежде всего это коснулось «неукоснительного соблюдения конституции» (чего всерьез требовала программа Народного фронта).

Парламент (кортесы), полноценно работавший до 1936 года, уже на первом году войны был превращен в орган номинальной власти. Его сессии стали чрезвычайно короткими – не более трех дней и созывались правительством дважды в год. Парламентский вотум недоверия правительству за три года войны ни разу не был применен. Судьба правительства теперь решалась не во время гласных дебатов, не в кулуарах кортесов и тем более не на избирательных участках, а в инстанциях крупнейших партий и в посольстве Советского Союза. Изменения в составе правительства, полная смена его состава дважды производились, правда с согласия президента, но уже в обход кортесов. Сессии самих кортесов за первые два года войны превратились в дисциплинированное выслушивание и одобрение программных речей премьер-министра.

Деградировали институты судебной власти, чего не наблюдалось в Штатах и на белых территориях России. С увольнением или эмиграцией массы дипломированных юристов суды остались без квалифицированных кадров. При Народном фронте экстренно выдвинутые «из народа» политизированные республиканские судьи стали выносить приговоры, угодные исполнительной власти, крупнейшим партиям, профсоюзам, мафиозным кланам, члены которых называли себя «общественными силами». Высший судебный орган страны, наделенный функцией конституционного надзора – Трибунал конституционных гарантий, о котором красиво рассказывали четыре статьи конституции, формально был сохранен, но за годы войны он не провел ни одного заседания. Верховный суд Республики был и вовсе упразднен. (Высшей судебно-апелляционной инстанцией стало – в прямое нарушение конституции – правительство, на утверждение которого поступали смертные приговоры.) Сдержки и противовесы в механизме власти уходили в небытие или становились декорациями.